Волки

Устав от трудов праведных на своей лесопилке, Селиверстов мечтал, как на следующей неделе он со своей женой поедет на банкет к Хакимову по случаю очередной годовщины образования холдинга, какие там будут вина, закуски, пирожные. Любил Селиверстов поесть, побаловать свой животик, приятно радующий глаз своей округлостью и упитанностью.

Его супруга, умаявшись за целый день в салоне красоты, где ей делали различные маски, ванночки, маникюр и много других приятных и неприятных, но полезных процедур, выкладывая на стол валета бубен, размышляла о том, как этот валет соотносится с дамой треф и как сказать своему мужу, что ей нечего надеть на банкет к Хакимову.

В дверь позвонили.

Селиверстовы недоуменно переглянулись, и глава семьи пошел открывать. Изучив в дверной глазок незванного гостя – молодого улыбчивого парня, директор лесопилки через дверь ответил:

– Люси нет дома. Она на вечеринке, – и опять приник к глазку.

– Степан Степанович, – засмеялся парень, – я не к Люсе, я – к вам.

От Рамаза Муратовича.

Камень свалился с души у Селиверстова. С готовностью и надеждой распахнул он дверь.

В квартиру завалились несколько крепких парней. Двое из них заломили назад руки Степану Степановичу, а еще двое перехватили, посмеиваясь, его благоверную супругу, не успевшую даже взвизгнуть хорошенько. После этого только вошел улыбчивый гость и закрыл за собой дверь.

– Степан Степанович, ай-яй-яй, как нехорошо, – сказал он.

 – Как же так? Разве вы не знаете, что подошло время платежа?

– Знаю, – осторожно прошептал Селиверстов. – Я уже заплатил.

– А Хакимов как же? Он не платит, а вы на него никак не хотите повлиять в этом праведном деле. Нехорошо. Придется наказать вас, дорогой Степан Степанович. Он же, можно сказать, на свою сторону вас склоняет, а вы ему способствуете. Нехорошо, – объяснял улыбчивый. – Вы человек слабый, можете и поддаться. А потом другие, глядя на вас, захотят нарушить договор.

Мы вас оберегаем от неприятностей, охраняем, помогаем, чем можем, а вы? Ай-яй-яй, любезный Степан Степанович! Начинайте, ребята, – вздохнул он и уселся на стул.

Через полчаса Селиверстов, пуская слюни, в разодранной рубахе и с разбитым лицом, валялся на дорогом ковре.

Улыбчивый его гость, поднимаясь со стула, на котором все это время просидел, сказал устало:

– Я думаю, ему уже хватит.