Потеряшка

– А зачем? – Стриптизерша хлопнула длинными ресницами.

– Чтобы порадовать нас.

В голосе Кирилла появилась характерная хрипотца. Первый признак возбуждения. Илья про себя хмыкнул и посмотрел на танцовщицу. Она продолжала сидеть на месте и с интересом наблюдать за происходящим. Она заметила, как вздыбились его брюки и как неловко друг пытался прикрыть пах. Словно неопытный пацан, впервые увидевший голую женщину.

– Думаю, что я только что порадовала вас больше, чем затяжной приват.

Сочные губы растянулись в улыбке.

Тонкие пальцы потянулись к туфлям. Илья увидел аккуратный ореол соска, во рту сразу пересохло.

Правильно, – прохрипел демон, пытаясь хоть как-то совладать с собственным телом – от таких протезов лучше держаться подальше. Особенно этим маленьким, аккуратным пальчикам.

Танцовщица ничего не ответила, только улыбнулась. Кирилл увидел, как напряглись ее соски и шумно выдохнул. А Илья, подчиняясь древнему инстинкту, подошел к сцене, стал на колени, перехватил ступню девушки и прижался к ней щекой.

Лала

Мать моя! Ау! Мозг! Ты где?! Мозг не отвечал, руки дрожали, кожа пылала, в животе все ныло, а от обжигающего дыхания хотелось стонать и извиваться.

– Здесь трогать нельзя. – Проскулила я. – Только смотреть.

Мужчина на секунду остановился. А я чуть не заскулила, уже от разочарования. Хотела сказать, что пошутила. Но потом собрала остатки сил и промолчала. Да что же это?! Откуда у меня эрогенные зоны на пятках?!

– Только смотреть! – Повторила уже дрожащим голосом.

Теплый язык незнакомца скользнул от большого пальца ноги, выше и глаза сами закрылись.

– Считай, что ты больше тут не работаешь!

А я, как бы, и не работала. Я тут вообще на общественных началах. Но всего этого бреда сказать уже не успела. В мои губы впился брюнет. Ярко. Жарко. Жадно. Как будто до этого женщины у него не было никогда. А у меня мужнины. Мужчин. Что же это такое происходит? Вот и невинность бы святую изобразить. Только как же хорошо! Жаркие губы уже скользили по внутренней стороне бедра.

Прикусывали тонкую кожу, заставляли стонать от наслаждения. Как же хорошо. Нет. Не хорошо. Вот теперь хорошо. Когда чьи-то умелые руки добрались до набухших губок и клитора. А когда к пальцам присоединился умелый язык. Это был последний аргумент в пользу того, чтобы на сегодня засунуть свою благоразумность в дальний угол. Да здравствует первый день моей свободы! И из груди вырвался протяжный стон.

– Какая ты сладкая! – Прохрипел блондин.