Кон-Тики

Из преисподней «Щербаковской» возносился трапом вибрирующего эскалатора, пытливо изучаемый бледными лампами дневного света, в лицо бросающими вопросы, – «ты куда?», «зачем?», «уверен?», – в раздражении кривя губы, не удостаивая ответом; поднимался в гул, шорох шин и пряный выхлопной аромат проспекта Мира, чтобы: крепче замотать шарф, застегнуть пальто, затянуться первой, после долгой дороги самой вкусной дымной затяжкой, заскочить в автомат, хрюкающим холодным диском набрать номер, выдохнуть короткое как счастье – «иду!» – в пахнущую эбонитом тяжелую трубку, и тут же нырнуть в переход, – туда, на другую сторону всего сущего: где гавань, где причал, где конец пути, где исполинскими бакенами три кирпичных куба.

Так заканчивалась пятница, бесшовно смыкаясь с входящей в мир субботой полотном нескончаемой обжигающей зимней ночи, до краев наполненной терпким венгерским вермутом со льдом – «Ха! Да ты только прикинь, Стешик, «Мартини» в «Березке» за валюту, а тут все то же самое, в винном на той стороне, и никто не брал, а я одна такая была эстетка!», – и ванной с душистой пеной, и медленно убывающей, то и дело тухнущей, кубинской сигарой из магазина «Табак» на Комсомольском, но прежде всего – тобой.

Тобой, моя нежданная, невероятная, неповторимая Цапля.

***

– Там телефон… Стеш, трубку сними. Который ча-а… – зевает, – час?

– Девять.

– Степан! Сте-е-ша! Не занудничай! Сними!

– Гх-м… Э-э-э… Сейчас встану. Ал-лё! А-а, дарова. Даю… Цапля, тебя.

– Кто?!..

– Дерюгина.

Сразу все метр двадцать два босых цаплиных ног шлепают в мою сторону по холодному полу. Меня обдает теплом. Отдаю трубку. В два прыжка оказываюсь снова на диване, ввинчиваюсь обратно под теплое одеяло. Исподтишка любуюсь: Цапля у двери, чуть сутулясь, левой держа трубку, что-то воркует с Дерюгиной, правой – хулиганка! – почесывает неимоверной красоты задницу, при одном виде которой в неверном еще утреннем свете свежего января с меня слетают последние остатки крыши.

Приподнимаясь на локте:

– Трубку положь! Положь труб-бку! Иди сюда! Ко мне – шагом мар-р-рш! – бешено вращаю глазами, словно довлатовский «абанамат». Кладет. Смеется. Идет. Утро снова оборачивается ночью.