Прутский Декамерон

С самых первых минут нашего знакомства ее мать, еще красивая, но полноватая женщина лет 37–38, попросила меня, чтобы я присматривал за ее дочерью, – сама она с этим явно не справлялась.

На остановках Лена – это настоящее имя девочки, всегда выскакивала первой и мгновенно исчезала – уже через минуту ее можно было увидеть в сотне метров от нашего автобуса, общающейся с какой-нибудь лохматой, грязной собакой, или с серьезным видом наблюдающей, как на земле, возле лужи, за хлебную корку дерется стайка воробьев.

Водитель автобуса приходил, садился за руль и объявлял, что мы должны отправляться, а Алена – так ее звала мать – все не показывалась.

Мать, Вера Степановна, измучившись от переживаний за дочь, с радостью поручила мне опеку над ней, дав мне любые полномочия, вплоть до наказаний. Я сразу же и воспользовался этим разрешением: когда мне надоело, что все в автобусе, включая меня, должны были эту негодную девчонку ждать, я нагнал Аленку, грубовато схватил ее за руку, а когда та, надув губы спросила: «А ты кто такой?» и стала вырываться, я ощутимо шлепнул ее по костлявой заднице, обещая, что это лишь начало и дальше будет еще хуже.

Все оставшееся время, пока мы добирались до курортного местечка в районе Одессы под названием «Каролина – Бугаз», девочка просидела возле матери, надувшись, чем та была чрезвычайно довольна и исполнилась ко мне благодарности.

Позже, когда нам, проживавшим в соседних домиках и посещавшим одну столовую, волей-неволей по нескольку раз на день приходилось встречаться, я каждый раз испытывал перед девочкой неловкость за то, что ее шлепнул, она же, проходя мимо, гордо поднимала голову, делая вид, что в упор не замечает меня.

Через пару дней, правда, она обратилась ко мне с просьбой. Заметив, что я неплохо ныряю, она попросила достать со дна какую-нибудь раковину, которые, как она видела, местные ребята, ныряя, доставали.

Я полдня провел на пирсе, беспрерывно ныряя, и достал ей с десяток разных раковин, пока она, наконец, не была удовлетворена.

Тогда девочка сменила гнев на милость и простила меня, при встречах она теперь кивала, а, будучи в это время вместе с матерью, даже здоровалась.

Так прошло несколько дней, пока не приехала другая, старшая дочь Веры Степановны, Аленкина сестра. Ее звали Мила, она провела у моря вместе с матерью и сестрой всего два дня, после чего уехала в Москву – поступать в театральный институт, учиться на актрису.