Тайна тринадцати апостолов

 – Это подло! Это удар в спину! От тебя я такого не ожидал! Украсть у хозяина бутерброд – это недостойно воспитанного кота!

Василий торопливо заглотил последний кусочек сыра и победно взглянул на хозяина: «Ну что, чья взяла?»

– Ну, смотри у меня! – Старыгин погрозил ему пальцем. – За это посажу тебя на сухой корм на целый месяц!

Кот ничуть не расстроился – он не поверил.

А Старыгин снова тяжело вздохнул и добавил:

– Хорошо хоть, что ты не пьешь кофе…

С этими словами он поднес к губам чашку.

Впрочем, настоящего удовольствия от кофе он все равно не получил: разве можно пить капучино в спешке, да еще когда голова занята мыслями о том, что же случилось в Эрмитаже?

С трудом допив кофе, он наспех принял душ, оделся, прочитал коту прощальную нотацию и отправился на работу.

Кот Василий проводил его равнодушным взглядом и отправился на кухню – надо все же поесть нормально, не пропадать же добру…

Лютостанский поджидал Старыгина сразу за турникетом служебного входа.

– Как вы долго добирались! – обрушился он на реставратора.

 – Пойдемте же скорее!

– Куда?

– Да к вам же в кабинет! Я его туда уже отнес!

– Его? – переспросил заинтригованный Старыгин, едва поспевая за Александром Николаевичем. – О ком вы говорите?

– О Джузеппе Морозини, о ком же еще?

Ситуация начала хотя бы немного проясняться: речь шла о портрете венецианского адмирала работы Якопо Тинторетто. Непонятно было, что стряслось с этим портретом – но, судя по тому, как взволнован Лютостанский, стряслось что-то серьезное.

Они поднялись по лестнице, прошли полутемным коридором и оказались перед кабинетом Старыгина. Дмитрий Алексеевич машинально потянулся за ключом, но Лютостанский уже открыл дверь, пропустив реставратора вперед.

Кабинет Старыгина был просторным и хорошо освещенным – ведь Дмитрий Алексеевич использовал его и как реставрационную мастерскую. По стенам стояли застекленные шкафы с художественными альбомами и монографиями, между ними висели старинные гравюры и картины.

В углу стоял письменный стол – разумеется, итальянский, восемнадцатого века, середину помещения занимал большой рабочий стол с разложенными на нем инструментами.

И перед этим столом на мольберте находилась картина великого Тинторетто.

На темном холсте был изображен пожилой мужчина в сверкающих доспехах. Лицо его выражало силу воли и решительность, в глазах светился незаурядный ум.

Старыгин в который раз залюбовался шедевром Тинторетто.