Дичок. Сказки дедушки Корая

Дичок. Сказки дедушки Корая

Наталья Гимон

Эта сказка о том, что от рождения нам не дано выбрать себе семью. И порой совершенно чужие люди заменяют нам её, становясь для нас самыми важными на свете.

Наталья Гимон

Дичок. Сказки дедушки Корая

Тихий, неровный стук в окно нарушил ночную тишь.

Кора?й вздрогнул и открыл глаза, прислушался, замерев под покрывалом, даже дыхание затаил. Стук повторился. Быстро выпроставшись из постели, Корай бросил взгляд на стол, где стоял светец, и сразу же потянулся к сермяге, выхваченной из тьмы вспыхнувшим весёлым огоньком на конце лучины.

Слюдяная пластина окна отразила одевающегося посреди горницы человека.

Седые отросшие волосы, высокая худая фигура, сосредоточенной лицо с залёгшей меж бровей складкой. В неясном свете подрагивающего пламени быстрые, чёткие движения, казалось, принадлежат сильному мужчине. Вот только сколько лет на самом деле было старцу Кораю не ведал никто. Потому что не помнил. Да и сам он уже забыл.

Распахнув дверь своего дома, он сразу же нашёл глазами в темноте маленькую липку, растущую у крыльца.

Тонкие ветви, ещё не опушённые майскими листьями, словно потянулись к нему навстречу, и показалось, будто деревце шепнуло ночными вздохами:

– Братик!..

Корай, нахмурившись, взглянул на сонное селение, тихо и недвижимо лежащее под иссиня-чёрным одеялом глубокой ночи месяца Цве?теня. Но на дальнем его конце, подобно потревоженным птицам, взлетали над крышами крики людей, и редкие огненные отсветы носились из стороны в сторону, от дома к дому.

– Вижу, – глухо бросил старец, снова повернулся к деревцу и приложил ладонь к шершавому стволу маленькой липки: – Али знаешь чего?

Та неожиданно замерла, закаменела, казалось, и мир вокруг точно застыл. Разом смолкли неугомонные квакухи, оборвал свою чудную трель невидимый соловушка, даже ветер умолк. И в этой безликой тишине Корай вдруг услыхал тихий детский плач. Совсем рядом чьё-то маленькое сердечко разрывалось от горя-обиды. Подняв от изумления брови, старец, как был босым, осторожно обогнул свой дом и заглянул за угол клети.

Там, прижавшись к бревенчатой стене, в ночной черноте, едва разгоняемой зыбким светом народившегося месяца, тоненько подвывая, вздрагивал и всхлипывал ребёнок. Тонкие ручонки обхватили колени, спрятав в них детское личико. Тёмные волосы рассыпались из растрепавшейся косицы по белой домотканой рубашке. Босые ноги с поджатыми пальцами жались к трясущемуся от холода телу.