Ангел смерти. Рассказы

Но, как ни странно, подружка моя, в мужчинах в действительности совершенно не разбирающаяся (старая дева – что может быть страшнее такого призвания?) на этот раз оказалась права. Потянуло нас друг к другу со страшной силой. События развивались с бешеной скоростью. Оно и понятно, в нашем распоряжении было всего ничего.

Не буду рассказывать о первом шаге и первом слове, о первой уловке и первом предлоге оказаться рядом. И о прогулке у моря при Луне я вам тоже рассказывать не буду.

Только не подумайте, что я так Витьке мстила или пополняла трофейный список, который потом, по осени – на исходе лета, предъявляют продвинутым подругам, не в пример Лариске. Может, в начале так и было, а потом… Да, я снова не о том, я не о романе, я о Нем хочу рассказать.

Я – не пацанка начинающая, он был не вторым после Витьки и даже не третьим… Но с ним сразу все было не так, как раньше. Не странно, а необыкновенно, не хорошо, а… прекрасно.

Иногда ночью, когда просыпаюсь в одинокой постели, мне снова чудятся его губы на моей разгоряченной соленой коже, его небритая щека на моей щеке. Я чувствую свои руки в его руках, и мне кажется, что наши тела – вновь единое целое. Мне мнится, что, наконец-то я – это я, вся, целая, а не осколок разбитой чашки… Я – почти совершенная, такая, какая и должна быть, я – живая… Не умею это правильно объяснить.

Я опять не о том, я о другом, я о наших с ним разговорах должна рассказать.

Как сейчас вижу, он сидит ко мне спиной и швыряет гальки в серебрящиеся в лунном свете волны.

– Какое оно… – Неспешно и тихо, будто сам с собой, говорит, – я и забыл, какое оно… море…

Он оборачивается, и на его лице я вижу счастливую улыбку. Это странно, я уже знаю, что он почти никогда не улыбается.

– Мы здесь всего на три дня, – продолжает.

Я лежу на пляжном полотенце и почти сплю.

– А что потом? Двинете в Абхазию? Туда сейчас все едут, – шепчу в ответ, не открывая глаз.

– В Абхазии я уже был.

Я открываю глаза и теперь вижу, как в болезненной усмешке искривилось его лицо.

– В Абхазии я уже был, – повторяет он, – семнадцать лет назад. Когда истекут эти три дня, мой отпуск закончится.

– Такой короткий отпуск? – удивляюсь я.

– Это самый длинный отпуск, – он усмехается. – Отпуск в награду, единственный за семнадцать лет службы.

– Ты военный? – Осмеливаюсь полюбопытствовать я, а сама бросаю взгляд на грубый белесый шрам на его бедре.

– Я был военным… семнадцать лет назад, – после длинной паузы отвечает он.