Перемена погоды

Встречал я героев в ролях декадентства,

возросших из хилых, беднейших, больных,

лебёдушек, бывших цыплятами в детстве,

поникших красавиц до девок дурных…

Куда только жизнь не заносит случайно!

Вхожу я на плиточный, мятый паркет.

Вдруг голос консьержки, прокуренный, чайный!

Бывалая гейша, танцовщица Кэт…

Опять поражаясь лихим поворотам,

сединкам её, что свисают на шаль,

и непостоянству, паденьям и взлётам,

шагаю плечисто, писательски вдаль…

Золотой вулкан

Рунический локон, и снова, и снова.

И так сотни дюжин той пряжи густой

на мудрой, одетой и гордой основе,

над южным загаром, его желтизной,

над серьгами, тушью, очами, помадой,

над шейным отвесом, стеной глубины,

плечистым уклоном, махающим ладом,

над взгорьем груди и изгибом спины,

над гладями чрева и впадинкой после,

над тыльными горками, склонами вниз,

песчаными пляжами в солнечном воске,

что чувствуют ясность и ласковый бриз,

над лосками стройностей неторопливых,

что вновь огибают дождливый прибой,

над видом шагов утончённо-красивых,

над шпильками туфель, земною корой…

Юлии Шестаковой

Быстрые строительные темпы

Солнце над башенным краном – маяк

или на древке фрегатное знамя,

циркуль и ясный кружочек как знак,

жёлтое, самое чистое пламя.

Каменный город, как свалка пород:

гравия, глины, песка и бетона,

что созидают строительный сорт,

что предстаёт великаном с короной.

Строится, ширится, высится гладь

и восстаёт стеновыми горами,

сзади каких зачинается кладь

и возрастает, питаясь дрожжами.

Высь, Вавилон застилают нам свет.

Господа нет, чтоб нарушить работу.

Быт низкорослый врастает средь бед

в землю, жующую долгие годы.

Рубится зелень, корчуются пни,

всё осушается ради наживы.