ЯД

Боялся, что просекут, что нелегал, что бездомный, что неплатежеспособный. Но никто его личностью не заинтересовался. В многомиллионном городе было куда больше бомжей и преступников, занимавших полицию, чем какой-то один тихий мигрант. И Манффи понемногу успокоился.

Был вариант – обратиться за помощью к старым знакомым. Но нет, ведь всё с нуля, он обещал. Он силен, он выдержит. Порвать со старым. Да. Он положил себе предел, и пройдет его. Потому он просто воспользовался кредиткой Манфреда Шварцера, как до того – его телом и паспортом.

Вполне допустимое средство. Переоделся в пустом проулке, старую одежду аккуратно завернул в пластиковый пакет и выбросил в ближайший мусорный бак.

Сколько всего было передумано ночами – смерти подобно. Но утром вставал. Бежал в парк. Съедал порцию зелени. Доставал из морозилки ледяные цыплячьи наггетсы, отщеплял два и кидал в микроволновку. Звоночек. Жевал. Запивал половиной стакана воды. И тупо смотрел телевизор. И снова ночь. В мобильном пока не было контактов. Закачал три композиции и слушал на повторе.

Сутками. Одну и ту же песню. Чтоб вынула душу и вставила обратно. Чтоб просветлело в мозгах.

Волновали в основном мелочи. Нужные мелочи – купить хромированную цепочку для ванны, чистящее средство, бумажных полотенец, новую подушку… Господи! Да кому же это надо будет?.. Пока живешь – такие необходимые мелочи. А потом – такие ненужные, куча барахла…

«К себе». Странно называть так часть чужого дома. Мансарда с широченными окнами. В ясную погоду виден кусочек далекого моря и устья Темзы, снующие туда-сюда суда.

Шварцер предпочитал всем видам транспорта велосипед. Еще одна, дополнительная возможность сконцентрироваться, дать нагрузку мышцам, потренировать сердце. Как иногда трепетно слушал он его. Слушался. Незамечаемое ранее, теперь – насос и двигатель первой степени важности.

Холодное белье. Осторожно пошевелил пальцами, посчитал проведённые здесь дни. Незнакомые запахи. На ночь он не закрывал окно. Воздух улиц словно дышал вместе с Манфредом, колыхал тонкую занавеску.

Ощущение, что всё ещё едешь куда-то на поезде или плывёшь. Неодолимое странствие. Несёшься вместе с планетой в бездне космоса, такой крошечный и жалкий. Спал ли он? Наверное, проваливался в забытье, как больной в лихорадке. У Манфреда не было высокой температуры тела. Он измерял ежевечернее. Ради интереса – а вдруг всё же жар? Но жара не было. Всегда одно и то же – 35’9. Снов не видел. Проклятье – проснёшься, а в голове пустота и реклама.