Разбуди меня, мой ректор

Гейл с глазами, полными слез, сидела за столом и держала какое-то письмо. На конверте, что лежал рядом, я заметила гербовую печать. Значит, от кого-то высокопоставленного. Кто бы это мог быть?

– Что случилось? – спросила я, замирая в тревоге.

Гейл улыбнулась мне сквозь слезы:

– Сядь, Селина. Сядь и выслушай меня, милая.

– От кого это письмо? Что там? – я опустилась на стул рядом с ней.

Узловатые, натруженные пальцы Гейл задрожали, на лицо набежала тень, и морщинки на нем стали будто глубже.

– Это письмо от твоего брата, – наконец произнесла она. – Он пишет, что завтра утром приедет за тобой.

– Брата? – мой голос тоже задрожал. В груди всколыхнулась волна протеста. – У меня нет брата!

– У тебя есть брат, Селина, – терпеливо повторила Гейл. – Твой родной брат. Граф Виллингтон. Дэн Лукас Виллингтон. И он наконец нашел тебя, детка. Вашу семью реабилитировали, и ты можешь вернуться домой, в Лестервильд.

– Я не хочу никуда возвращаться! – в глазах стало горячо от слез. – Мой дом здесь! Я никуда не поеду!

– Перестань, Селина, – голос Гейл приобрел жесткость. Она накрыла мои руки своими. – Ты – графиня Виллингтон по крови и твое место не здесь, не в этой глуши.

– Никакая я не графиня! – зло выкрикнула я.

– Ты прекрасно меня понимаешь, – Гейл сжала мои пальцы. – Я никогда не скрывала от тебя правду. И мы все знали, что этот момент настанет. Я молилась об этом и день, и ночь. Посмотри на свои руки, – она раскрыла мои ладони, – они никогда не знали тяжелой работы. Твои прекрасные золотистые волосы никогда не выгорали на открытом палящем солнце, как не сушилась на нем и твоя нежная кожа. Я оберегала тебя от всего этого, потому что знала, что ты не принадлежишь этому миру, знала, что однажды ты вернешься в свой. И за Тода не позволяла выйти замуж именно потому, что вы не пара. Графиня и крестьянин – мезальянс. Я дала клятву твоей матери, что буду хранить тебя от всех бед, пока она находится далеко. И завтра, скорее всего, ты уже сможешь их обнять, своих родителей, – Гейл снова улыбнулась.

– Они бросили меня, – я выдернула руки из ее ладоней. – Бросили меня! А брата забрали с собой. Почему его, а не меня?

– Ты была слишком мала для тех испытаний, – женщина покачала головой. – Тебе было всего четыре года, а Дэну – уже тринадцать…

Но я не хотела ее слушать. Обида, горечь, копившиеся долгие годы, забурлили во мне с новой силой. Я плохо помнила лица родителей, брата, но не могла забыть боли, которую испытывала от разлуки с ними.