Стёжки-дорожки

– Хочешь, у меня побудь пока каникулы–то, сиротинка! – Не, я домой, че тут делать, в вашем кринжовом колхозе? Мне с дноклами норм! ?

Баба Маша отстранилась и покачала головой. Артём ускорился прочь.

– А мать помянуть? Эй, зверёныш? – нагнал отчим, скрюченный, словно погнутый гвоздь. Раздражённо дёрнул Артёма за плечо. Тот скривил губы до синевы, напрягся, смахнул длинную сиреневую чёлку и медленно повернулся к мужчине:

– Отстань! Я её давно похоронил… – взгляд с чёрными линзами прошил отчима насквозь.

Взрослый мужик напыжился, обомлел, отвёл глаза, – тогда ещё, когда тебя в дом притащила. Ты мне никто! – бросил, словно плюнул под ноги, последнюю фразу подросток. Распрямил плечи с хрустом. Ускоряя шаг, держался неестественно прямо. Будто своей гордой осанкой пытался унизить отчима, осадить. Сутулый человек в чёрной футболке прикурил и смахнул подлую слезу кулаком. «Зверёныш, ей Богу». Из оцепенения вывел мальчишеский крик:

– Ты предупреждай, как домой придёшь, квартира теперь моя!

– Стой, стой, кому говорю! – мужчина рванул за парнем, почти нагнал у деревянного мосточка.

Змеиным хвостом махнула подвесная переправа. И отчим плашмя плюхнулся на доски, чуть не улетев в реку. – Черт с тобой, – выругался сквозь прокуренные зубы мужчина. Подоспевшие женщины помогли подняться.

– Тяжело ему, Левочка, без матери, он как щепка в океане. Дай время! – Марья Петровна погладила мужчину по руке. – Дай время!

– Не нужно ему время! Рита была при смерти, он заглянул к ней? Хоть раз спросил, как она? Наплевать ему на всех! Лишь бы компьютер, наушники в полбашки, и интырнэт.

Вырублю все на фик, комп на авито продам, посмотрю, как заговорит. Сегодня же!

– Не пори горячку, останься у нас, – пухлая румяная Фира с прилипшими от жары ржавыми кудрями на висках вцепилась в его локоть.

– Да, помянуть надо Ритку! Тоже верно!

– Пошли, пошли родимый, ты –то ведь тоже у нас осиротел! А чужой ребёнок как бородавка. Вот скажи, Марь Петровна. Усыновил ещё. Ты молодой, своих надо, а этот, – Фира махнула рукой в сторону сгрудившихся двухэтажек, будто стайка опят на пригорке.

 – Этот – отрезанный ломоть. Пару лет и в армию отправишь.

– Три года.

– Чему учишь? Бог детей не дал, вот как кукушка и мыслишь. Эх, – бабка Марья ткнула пальцем в бок дородной дамы. – Лёвушка, не обессудь, поминайте без меня, в огород пойду, жара ж страшная – поливать надо. Ей, на том свете, толку мало от нашенских пустых разговоров. Бывайте.