Волки, звери и люди

Волки, звери и люди

Роберт Курганов

Мы росли в темноте подземок, годами не выходя на свет, и не знали других развлечений, кроме тяжелой работы и сна. Но были среди нас те, кто вырывался на поверхность, чтобы посмотреть на мертвый мир ядерной зимы. Что там, наверху, в сумерках дня? Об этом знали только они, рано повзрослевшие и не испугавшиеся нового мира. Те из них, которые вернулись.

Роберт Курганов

Волки, звери и люди

Славик пробивался сквозь узкий коридор Четвертого яруса подземки. Здесь проходу в начале смены нет – народ снует как в рыночный день, не протолкнуться.

Наконец, выбился из говорливого потока, вжался в стену, растиснул дверь и юркнул в узкий проем. Нежилая «заброшка» облепила холодной влажной испариной и теменью. Мерзко. Говорят, если пробыть здесь без света целый час, темнота войдет в мозги, и все, считай ослеп на всю жизнь. Щелкнул самодельным фонариком – работает еще, хоть пятно дает мутное, и луч коротковат. Но, все же свет.

Постоял, осмотрелся. Нужно-то: одолеть метров пятьдесят по пустому коридору, там лестничный марш на такую же «заброшку» этажом выше, вернуться на пятьдесят в обратном направлении, и все – ты на Третьем ярусе.

Решившись, паренек быстрым шагом углубился в однообразную темень прохода, пригибаясь от страха и зачем-то прижимаясь к правой стене. Коридор незахламленный, идется здесь легко. Вот только поворотом к лестнице он не заканчивается, а длится дальше и дальше, в неизвестные черные глубины, пугающие своей бездонностью.

Дойдя до лестничного пролета, мальчик юркнул в него мышью, закрыл за собой дверь. Воровато-бесшумными скачками взлетел по ступенькам, высунулся в проем «заброшки» Третьего, оглядел темноту, и бегом ринулся к заветной последней двери.

***

Жизнь Третьего этажа мягче и респектабельнее: гражданам позволяется держаться собственных графиков, и утро не объявляется.

К приходу Славика Захарыч уже снарядился, оснастился и увязался. Дальняя охота, пусть и петлевая, опасна и непредсказуема.

На то она и дальняя. Но треволнения сборов обрубил постучавшийся дежурный – приказано не отлучаться до «особого».

– Важнецкое дело! – Захарыч уселся на излюбленное местечко у настольной лампы и взялся за ремонт обуви. – Раз не отлучаться, стало быть, есть задача к моему ремеслу. Хех!

А ремесел за Валентином Захарычем значилось уважительно много – и электрика, и отопление, и водоподготовка, и разнорядное да внезапное. Чего и сам Захарыч подчас не ожидал.