Отлив

– Выкладывайте дальше, – сказал клерк.

– Проклятье, я даже не знаю, не умерли ли они с голоду! – выкрикнул капитан.

– Одно утешение: хуже, чем нам, быть не может, – возразил клерк. – Разве что сам дьявол очень постарается.

И дьявол словно услышал его. Луна скрылась уже некоторое время назад, и они беседовали в потемках. Теперь вдруг послышался стремительно нараставший рев, поверхность лагуны побелела, и не успели изгнанники с трудом подняться на ноги, как на них обрушился шквал дождя.

Только тот, кто жил в тропиках, может вообразить всю ярость и силу такого урагана: под его натиском человек захлебывался, как под хлынувшим душем; тьма и вода словно поглотили мир.

Они бросились бежать, ощупью отыскали свой приют, можно сказать, свой дом – бывшую тюрьму; промокшие, они ввалились в пустое помещение, улеглись на холодный коралловый пол – жалкие подобия людей, – и вскоре, когда ураган миновал, в темноте стало слышно, как стучит зубами клерк.

– Слушайте, ребята, – прохныкал он, – бога ради, лягте поближе, погрейте меня.

Будь я проклят, если я без этого не сдохну!

И вот трое сгрудились в один мокрый ком и лежали так, дрожа, задремывая, то и дело возвращаясь к жалкой действительности из-за кашля клерка, пока не наступил день.

Глава 2

Утро на берегу. Три письма

Тучи рассеялись, на Папеэте засияла красота тропического дня; море, разбивающееся о рифы, и пальмы на острове снова затрепетали от жары.

Французский военный корабль покидал остров, возвращаясь на родину; он стоял посередине лагуны – деятельный, как муравейник.

Ночью к острову подошла какая-то шхуна, и теперь на ней развевался желтый флаг – знак заразы.

Вдоль берега, огибая мыс, длинной цепочкой тянулись одно за другим каноэ, направляясь к базару, пестревшему, как шаль, разноцветными одеждами туземцев и грудами фруктов. Однако ни эта красота, ни приветливое утреннее тепло, ни даже кипучая жизнь порта, столь интересная для моряков и зевак, не привлекала внимания троих отверженных.

В душе у них по-прежнему был холод, во рту чувствовалась горечь после бессонной ночи, их пошатывало от голода. В унылом молчании они ковыляли по пляжу, точно хромые гуси. Двигались они к городу, где поднимался дымок, где завтракали счастливцы. Их голодные глаза шарили по сторонам, высматривая только пищу.

Небольшая грязная шхуна стояла у самого причала, с которым ее соединяла доска.