Энн и ботинок Гудмена

И так как Элеонора мечтала в годы Энн обо всём, что Энн имела благодаря своим родителям, она не могла понять, как жизнь девочки, которой не нужно с первыми лучами солнца начинать работу по дому и на ферме, какой бы бедной эта ферма ни была, ухаживать за большим семейством из младших братьев и сестёр и между делом успевать учиться, как эта жизнь может быть невыносимой. Но если бы знала она, что юную Элеонору и Энн объединяли ночные грёзы о жизни так сильно не похожей на ту, в которой им приходилось просыпаться каждый день!

– Да, книги прекрасны. Но, мама, ведь однажды книга заканчивается, а вместе с ней заканчивается и день, и я осознаю в очередной раз, что за окном всё то же дерево, меняются лишь его наряды.

– Что ты этим хочешь сказать, Энн? – она вела беседу, не отрываясь от картины.

– То, что я не вижу мир! – Энн встала с софы и пересекла комнату к окну. – Ведь за тем деревом целый мир, мама!

– Так сходи погуляй, разве я ставлю тебе… палки в колеса? – Элеонора ухмыльнулась, взглянув на дочь.

Энн всегда нравилось, когда мама звучала чуть менее чем леди и чуть больше как дочь фермера. Ну, например, она могла бы сказать более привычное: «Разве я чем-то тебе препятствую?»

– Не делай вид, что ты меня не понимаешь. Вся моя жизнь в книгах, я дышу старыми страницами историй людей, которые даже никогда не существовали, но и то умудрились прожить яркую жизнь, полную приключений!

– Ну, может, оттого им и удалось.

– О-ох, лучше бы тогда и я не существовала, чтобы мне удалось.

– Перестань.

Разговор их случился как раз перед тем, как Энн нашла свою детскую книгу в библиотеке, о мальчике-сироте, который попадал во множество приключений, опасных и злых, но которые всегда оборачивались ему во благо. И вот при прочтении этой книги теперь, в пятнадцать лет, она вдруг обнаружила, что так мало знает о жизни. Да, обнаружила она это ровно в тот момент, когда и мы впервые обнаружили Энн в её комнате за этой самой книгой.

«Ох, какой стыд. Я мечтаю о приключениях, но даже не знаю, как пахнут ботинки, в которых проходили целый день». Она сняла туфельку, вышитую белым атласом, и неуверенно поднесла к носу, затем медленно вдохнула, пожала плечами и вернула на место.