Однодневки. Они только открывают двери

Было в этой мелочи что-то холодное и неуютное, будто теперь он безвозвратно потерял человеческую сущность и стал безымянной функцией.

Водитель обернулся через плечо и кинул ему на колени пачку влажных салфеток.

– Вытрись, на чёрта похож!

Семён тёр лицо, пачка кончилась, но последняя салфетка была почти такой же грязной, как первая.

– Как звать тебя хоть? – спросил седоусый, не отрываясь от дороги.

– Семён.

– А я Иван Ильич. Будем знакомы. Тяжёлая ночка.

Семён не ответил – не мог говорить.

Торг закончился, на горизонте замаячила депрессия.

Они въехали в старый двор. Синие всполохи заметались по кустам перед старой пятиэтажкой, облупленной стене, морщинистым лицам за пыльными окнами. Водитель перегнулся в салон и протянул ему связку ключей.

– Подъезд этот, квартира тридцать первая, четвёртый этаж. Всё, что там найдёшь, теперь твоё. Договор завтра привезу. И вот ещё… – Он пошарил по карманам и протянул ему пятитысячную купюру. – Держи на первое время, пока наши жлобы на аванс расщедрятся, ноги протянешь.

Потом отдашь. Сейчас отдыхай, пейджер при себе держи. Как запищит – бегом вниз. Усёк?

– А зачем пейджер? – удивился Семён, крутя в руках коробочку с крошечным экранчиком. – Смартфоны же есть.

– Чтоб отмазки твои тупые не слушать, поколение зэт! – отрезал Иван Ильич. – Начальство расходы оптимизирует.

Семён открыл сдвижную дверь. Тёплой волной накатил запах цветущей сирени и чего-то неуловимого, чем всегда пахнет в пыльных южных городках.

Он выбрался из машины, одёрнул слишком короткие штанины, из-под которых торчали тонкие лодыжки.

– Прости, брат, на такую каланчу форму специально заказывать придётся, – рассмеялся Иван Ильич. – Пока ходи так, а я начальство потереблю. Всё, отдыхай.

Семён сделал шаг, но остановился.

– Всегда будет так тяжело? – спросил он, не оборачиваясь.

– Привыкнешь, – ответил Иван Ильич и повернул ключ зажигания. – Цени, что имеешь, Сём, считай, что тебе повезло. Добро?

– Добро, – кивнул Семён без энтузиазма.

 – Вы б люстру выключили – бабок переполошите.

– Так разошлись уже все, – усмехнулся Иван Ильич. – Мы ж ни за кем – шоу не будет.

И впрямь за грязными стёклами никого уже не было. Семён поднялся на четвёртый этаж, вставил ключ в замок, качнулся на цепочке легкомысленный брелок-бабочка. В двери напротив моргнул глазок, но никто не вышел.

Квартира была пустой: раскладушка и четыре почти не распакованные коробки с вещами.