О.Т.Б.О.Р.

Наверное, поэтому мы с Вальтером стали, мягко говоря, параноиками и стараемся не отпускать сестру дальше чем на шаг.

– Властью, данной мне с позволения Верховного канцлера Турины и с благословения его императорского величества, перед всеми свидетелями объявляю вас мужем и женой, – раздались долгожданные заключительные слова Верховного судьи. – Можете поцеловать…

Торжественную речь заглушил звонкий удар, и я повернул голову на звук. За секунду все инстинкты обострились, и сердце пропустило лихорадочный удар, а потом забилось барабанной дробью.

– Папа! – Крик Касс вернул меня к жизни, и я бросился к креслу бессознательного императора. Вскоре и брат был рядом.

– Бери его за ноги, – приказал я не своим голосом. Сам поднял его под руки и, невзирая на любопытные взгляды и испуганные вздохи гостей, потащил нашего старика к лифту.

– Карина! – Вальтер позвал свою жену, но она и так была рядом, пытаясь нам помочь.

Кассию охватила паника, которая исходила от нее волнами. Она то и дело трясла и звала папу, срываясь на крик.

– Забери ее, – попросил я Карину. Но отец пришел в себя и возразил. С его губ сорвалось тихое “Нет”, и он сжал руку сестры.

– Соберитесь все вместе, – вяло попросил он. Если бы не умел читать по губам, ни за что бы не разобрал его слов. – Каспиан.

Вальтер лишь взглянул на Карину, а та уже побежала обратно в зал за камерой. Она упала, когда отец потерял сознание, но не должна была разбиться.

Вскоре мы поднялись на третий этаж резиденции и уложили императора в его ложе.

– Лекаря! – крикнул я охране, идущей за нами по пятам. Я знал, что они хотели помочь, но сейчас ничего большего сделать не могли.

– Уже послали за ним, – отчитался капрал Хантер, послав мне сочувственный взгляд.

Карина вбежала в комнату, держа в руках камеру, которая связывала нас с Каспианом, и дрожащими пальцами синхронизировала ее с визором. Через секунду брат появился на экране и тут же задал вопрос:

– Что случилось, в черную дыру?

– Папа, – рыдая, прошептала Касс, пряча лицо в ладонях.

Она всегда была чрезмерно эмоциональной, но даже мне, черствому сухарю, хотелось орать от безысходности. Я уже знал, что лекарь не поможет. Это случится сегодня. Отец погибнет, он ведь сам предвидел свою кончину.

Хантер молча удалился, закрыв за собой двери спальни. Я доверял абсолютно всем членам своей команды, как собственной тени. И знал, что никто не потревожит нас в этот момент.