Покорность

Покорность

Смеклоф

В средневековой деревне где-то на краю Европы творится настоящая жуть. Но попавшие под власть тёмных чар люди не могут вырваться, даже просто уйти. Единственное, что им остаётся – это покорность страшной судьбе.

Смеклоф

Покорность

Вой ворвался в уши и пронёсся дрожью по телу. Заставил вцепиться в мотыгу. Внутренности заледенели, а челюсть сжалась так, что хрустнула. Никол ещё никогда их не видел, только слышал… мать прятала их с сестрой в погребе перед Коленопреклонением и закапывала низкую дверь.

Они слышали, как лопата срывает комья земли, те летят и барабанят по обшитому железом дереву. Различали молитву и её сдавленные рыдания. Они оставались в кромешной тьме и сами молились, а потом зажимали друг другу рты, чтобы ни один звук не выдал их. Вой долетал до погреба. За ним начинались рыдания, вопли и отголоски мерзкого хруста и чавканья. Когда всё смолкало, они забывались тревожным сном, но потом всё повторялось опять. На третий день белая, похожая на упавший с колокольни труп, мать выпускала их на свет. Их ослепшие глаза слезились и не хотели смотреть, но даже через пелену слёз было видно её изорванное тело и лицо.

Вой повторился ближе. Дикие птицы стихли, а скот, наоборот, тоскливо замычал в загонах. Никол выронил мотыгу. Он больше не мог прятаться. Летом ему исполнилось восемнадцать. Детей, если хорошо хоронились, калиго не искало. Словно давало им созреть, напитаться чужим страхом и муками в подвалах, чтобы, когда настанет их время, насладиться всей мерой их выдержанного в темноте ужаса.

А вот со старшими не церемонилось…

Вой накрыл его целиком. Ударил по ушам, словно плетью. Во рту пересохло, хотелось бежать, но ноги подгибались и тряслись, как перед Первым причастием. Только теперь в бокале будет не вино. Прятаться поздно – калиго видят всё, чуют на многие мили, догоняют тех, кто убегает, и обращают в ревенантов.

Он вышел к дороге и, склонив голову, встал рядом с остальными. Если бы хватило смелости поднять голову, он бы увидел всех жителей Колобро.

Они застыли, обречённо повторяя молитвы, в надежде пережить этот день. Мать всхлипнула и едва выговорила дрожащими губами:

– Только молчи.

Никол постарался уверенно кивнуть, но голова мотнулась, как у повешенного. Поэтому вместо «Отче наш» он начал повторять, что терпение – это высшая добродетель. Калиго ненавидят тех, кто молит о пощаде, плачет, убегает. На них нельзя поднимать глаз и нарушать смирение. Любое движение может стать последним.