Мирдрево: оковы

Сияние разрасталось и заполоняло собой всё. Когда оно достигло пика, Ирис почувствовала всю необъёмную мощь, которую в себе содержало творение. Это, как игла в мозг, породило дикий, защитный страх – и Ирис раскрыла рот.

II

Строгая кровать из серебра, светло-бежевое постельное бельё, жёсткий матрас и плоская подушка. С громким ахом Ирис схватила воздух, распахнула глаза и села. Подавляемый на подсознательном уровне крик застрял в горле – и этот ах это вся громкость, которую Ирис могла себе позволить.

Сжавшись и задержав дыхание, Ирис смотрела на колени под тканным покрывалом; сон как странное онемение в голове, а его последние мгновения высыпа?лись и испарялись. Ирис потребовалось три секунды на осознание пробуждения. И осознав, она расслабилась и выдохнула.

Картинки пребывания в Грани встали перед внутренним взором. Ирис поморщилась, думая, что это невозможно: оказаться в Грани без намеренного погружения; а тратить силы ума на раздумья о каком-то странном сне она не хотела.

– Нет, – прошептала Ирис. – Это, был, просто, сон.

Она сделала шумный вдох-выдох, подняла голову – и взгляду предстала крошечная комната.

Три на три шага, пол и стены из белого мрамора со светло-серыми прожилками не имели линий плит и стыков. Маленькое, серебряное арочное окно с открытыми створками смотрело на половину кровати и на половину выступающего проёма, в котором вместо двери было плотное, бежевое полотно. На полу, у изголовья стоял глиняный кувшин с водой. Рядом – небольшой сундук из серебра.

Напротив кровати из этого же металла находился табурет с ровным квадратом одежды, а под ним – обувь.

Через окошко Ирис смотрела наружу. Она видела кусок голубого неба и листву дуба; слышала, как просыпалось поселение Пла?рас и начинало ежедневную рутину. Рутину, которая шла по кругу, почти не меняясь, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, и так протягивались десятилетия, соединяя в себе поколения. Словно они зависли во времени. Мир вокруг продолжал жить, дышать, а они оцепенели в ожидании – испещрялись ветрами и водами времени, и медленно разрушались.

А любое событие, которое выходило за сколоченные рамки, – даже будь оно малым и незначительным – сотрясало эту рутину.

Душа застонала – естество Ирис требовало вскочить и что-то сделать. Но она продолжала сидеть и снова чувствовала себя одинокой в своих взглядах и желаниях. В такие моменты Ирис хотелось сжаться в комочек, пуф – осыпаться пылью и исчезнуть.