Белый

Да и молодуха, дочка старосты нашего, что к тебе по ночам от мужа своего постылого бегала и тебе в сердце запала, тоже не твое счастье. Ты с другой девкой будешь. Да так люба будет тебе та девка, что все прошедшее – дурным сном покажется. Только счастье твое недолгим и непростым будет, так уж тебе на роду написано. Непростым, да твоим, и никакого другого тебе станет не надобно.

Охотник машинально сдернул с головы шапочку: в жаркой избе ведьмы его вдруг прошиб холодный пот: как есть ведь все сказала! А ведьма задумчиво бросила взгляд на короткий ершик волос, и вздохнула:

– Опять думаешь, сказки сказываю? Скоро сам все увидишь.

Кого еще лешаки принесли?

Охотник удивленно обернулся, но в этот момент дверь в избу отворилась, протопали шаги в сенях, и в горницу ввалились двое дюжих молодцов в городской одеже.

– Пошли, ведьма. Князь занемог, видеть тебя желают, да травки свои прихвати.

Ведьма усмехнулась, кивнула охотнику:

– Поди. Свидимся еще.

***

Рыжий гусь почему-то особо приглянулся охотнику.

Он, словно собака, ходил за ним по пятам, и все норовил увязаться за ним и вечером, однако на ночь Ведьма неизменно загоняла гусей в сени и запирала дверь. Охотник изредка даже брал его с собой стрелять перепелок, и гусь послушно шлепал по полю, ни разу не потерявшись и не отстав.

На селе, куда они недавно переселились уже никто и не знал охотника по имени, и нареченное при рождении имя почти забылось. Так и звали его все, Охотник. Да оно, может, и к лучшему.

Ни к чему им, чтобы нашли их староста со своей неуемной дочерью, которой мужа мало, а еще и Охотника для ночных утех подавай. Хату свою на том селе Охотнику пришлось бросить.

После переселения само собой получилось, что поселились они рядом с ведьмой. И лишь через пару месяцев, разбирая старый мешок с вещами, которых сто лет не доставал с печи, Охотник достал старую, скатанную в трубочку холстину. С портрета на него смотрела цыганка Рада. Юная, в ярких юбках, перебирающая монисто на груди.

Ведьма. Его Ведьма.

Белый. Возвращение

Лебеды нынче неурожай. То ли лето засушливое, то ли просто ей так вздумалось в это лето, не вырасти. Не найти лебеды…  А надо мне в зелье ее, лебеды этой проклятой, надо, и все тут…

Я отошла от избы на пару десятков шагов, оглянулась. Высунув длинную шею из калитки, мне вслед смотрел Мартин, серый, упитанный гусь. Я готова была руку дать на отсечение, что он улыбался.