Ой, ноблесс, ноблесс…

Ой, ноблесс, ноблесс…

Светлана Багдерина

И стали они жить-поживать… #2

Царевна Серафима, для друзей – Сенька, оказывается в плену у царя Костея, могучего колдуна с манией величия и соответствующими амбициями. Заключенная в башню под охраной умрунов, зверолюдей и Змея-Горыныча, она стоит перед выбором: согласиться выйти замуж за Костея… или не согласиться, но стать его женой всё равно. Получится ли у Сеньки протанцевать по лезвию меча и заставить Костея пожалеть о своем бессмертии? Ведь на кону внезапно оказалась судьба не только ее, но и всего Лукоморья.

И то, что Змей похитил ее вместо другой, задачи не облегчает.

Светлана Багдерина

Ой, ноблесс, ноблесс…

Красная девица сидит в темнице,

Сама не ест, и другим не дает.

    Лукоморская загадка

– …Пусти, окаянный!!! Пусти, кому говорят!!!..

Серафима извернулась и пнула пяткой в чешуйчатый твердый живот Змея-Горыныча.

В любой рукопашной это срабатывало с неизбежностью падающего кирпича. Сейчас же это привело лишь к тому, что с нее свалилась и торопливо направилась к земле-матушке голубая атласная туфелька – подарок царицы Елены.

Хоть царевне они никогда особо и не нравились – она предпочитала сапоги, желательно со шпорами – но терять по вине этой мерзкой змеюки, пусть даже и с крыльями, единственную доступную ей сейчас обувь не хотелось нисколечко.

И она забарабанила по сжимавшим ее осторожно, но крепко, как прутья клетки, когтистым лапам с удвоенной энергией, хоть и с целью, отличной от прежней:

– Пусти, дурак! У меня туфля упала! Да остановись же ты!!! Чучело огородное!!!.

. У меня нога мерзнет!!!

С таким же успехом она могла попытаться раздолбить кулаками колонну, поддерживающую своды Тронного зала лукоморского дворца – холодная жесткая чешуя, покрывающая мускулистое тело чудовища, была столь же податлива, как ее малахит.

Убедившись лишний раз на собственном опыте в бесплодности попыток вступить в переговоры, запугать, разжалобить или обмануть Змея, Серафима устроилась поудобнее в клетке когтей, насколько ей позволяло ее положение.

Она поджала под себя, замотав в складках платья, босую ногу – не май месяц на улице, хоть и солнышко светит, спрятала лицо в соболью опушку опашня от бьющего упругими волнами встречного ветра, схватилась одной рукой за венец, чтоб не сдуло, и углубилась в созерцание быстро меняющегося пейзажа внизу и своей нелепой, так же быстро изменившейся судьбы.