Тайна «Железной дамы»

По словам Дмитрия Ивановича, барышня Бюлов была одной из прилежных и смышленых учениц, всегда проявляла любопытство относительно конструкции аэростата, была даже допущена к его сооружению и имела твердые намерения отправиться в Тверскую губернию проводить наблюдения за полным солнечным затмением, которое должно состояться 7 августа сего года.

В ночь на 30 мая ученица проникла в здание, отрезала канаты, зажгла нагревательный прибор и в одиночку взмыла в воздух. Некоторые знания законов аэронавтики, которые изложил барышне профессор Менделеев в ходе работы над сим аэростатом, и собственный легкий вес дали ей возможность быстро исчезнуть в толще облаков.

Важно отметить, сколь опасно путешествие на аэростатах. Сам профессор до того ни разу не отправлялся в воздух в одиночку. В качестве подъемной силы используются взрывоопасные газы – светильный и водород.

Поисками беглянки занят весь Департамент полиции. Полицейские чиновники обещали тотчас сообщить, если та сыщется».

Умахнула, счастливица, а ему что теперь делать? Куда податься?

Иноземцев обернулся, чувствуя, что за ним все это время наблюдали.

В дверях застыли Розина Александровна и Варя. Смотрят боязливо-обеспокоенно. Не то страшно им – неведомо, что от полоумного постояльца ждать, не то жалеют убогого. И войти не решаются, и оставить одного – а ну как буянить примется.

Иноземцев скривился. Лучше сразу в Неву, прямо ко дну илистому! Или в Фонтанку, или в Введенку. Как наступит ночь, – уж если и топиться, то украдкой, – раздобыть предмет какой потяжелее да веревку крепкую и – к Александровскому мосту или, может, к Зимней канавке – там безлюдно…

Но ни того ни другого ординатор сделать не успел.

Вечером явился сам Троянов. Госпожа Шуберт и Варя страшно обрадовались приходу главного хирурга из Обуховской больницы, бросились провожать его на второй этаж, наперебой рассказывая, что весь день Иноземцев просидел, ни слова не сказавши, на просьбы и увещевания не отвечая. Заведующий доктор руку Иноземцеву пожал, стал в извинениях рассыпаться, успокаивать.

Тот даже подняться не соизволил, на рукопожатие не ответил, продолжал сидеть с гробовым молчанием и безжизненной неподвижностью. Не нуждался больше он ни в каком утешении. Только в гробу себя и видел или на дне Невы. Троянов говорил что-то, а Иван Несторович все представлял с наслаждением, как вода у лица плещется.

– Да не убивайтесь вы, юноша, так, – не отставал Алексей Алексеевич, – вам не придется краснеть, прятать глаза.