Квентин Дорвард

Ronan's Well, 1824)

Редгонтлет (Redgauntlet, 1824)

Обрученная (The Betrothed, 1825)

Талисман (The Talisman, 1825)

Вудсток, или Кавалер (Woodstock, 1826)

Пертская красавица, или Валентинов день (The Fair Maid of Perth, 1828)

Карл Смелый, или Анна Гейерштейнская, дева Мрака (Anne of Geierstein, 1829)

Замок опасный (Castle Dangerous, 1831)

Граф Роберт Парижский (Count Robert of Paris, 1832)

Осада Мальты (The Siege of Malta, 1832)

Предисловие к «Квентину Дорварду»

[1 - Перевод Е.

Танка.]

[1 - Роман «Квентин Дорвард» был написан в 1823 г. Хотя на первый взгляд он стоит одиноко среди романов, созданных В. Скоттом, на деле он тесно связан с другим, более поздним романом – «Анна Гейерштейн» (1829), изданном в России под названием «Карл Смелый». Связь «Квентина Дорварда» и этого романа видна уже из содержания предисловия ко второму изданию 1831 г., публикуемого в данном томе.]

Действие романа относится к пятнадцатому столетию, когда феодальная система, которая была двигательной силой и нервом национальной обороны, и дух рыцарства, оживлявший и вдохновлявший эту систему, начали изменяться под влиянием более грубых людей, сосредоточивших свое внимание на достижении личных целей и видевших именно в этом свое счастье.

Разумеется, подобный эгоизм проявлялся и в более ранние эпохи, но только теперь впервые он провозглашался открыто, как признанный метод поведения. Дух рыцарства обладал тем достоинством, что, какими бы натянутыми и фантастическими ни казались нам многие из его доктрин, все они основывались на великодушии и самоотречении, то есть на качествах, без которых было бы трудно понять наличие добродетели среди людей.

Среди тех, кто первым стал высмеивать и отвергать эти принципы самоотречения, на которых воспитывались и тщательно готовились юные рыцари, главным был Людовик XI[2 - Людовик XI (1423–1483) – король Франции (1461–1483) из династии Валуа.], король Франции. Монарх этот, наделенный характером в высшей степени эгоистичным, неспособный предпринять что-либо, не связанное с его честолюбием, алчностью или тягой к наслаждениям, кажется чуть ли не воплощением самого дьявола, которому дозволено все, что способно загрязнить самый источник наших представлений о чести.

При этом нельзя забывать, что Людовик в высокой степени обладал язвительным остроумием, способным осмеять все, что предпринимает человек для блага других, без выгоды для себя.