Отрочество

Держу за талию и улыбаюсь глупо, но вот ей-ей… всё равно!

– Кхм! – раздалося сверху.

– Фирочка, доча, – почти одновременно.

Девочка отпрянула от меня, руки за спину, и засмущалась. Носком ботиночка булыжник ковыряет, ушки розовые. Да и сам я не лучше, ушами небось полыхаю так, что хоть прикуривай. Пусть!

– Однако! – голос опекуна задумчив и несколько даже печален.

– Сама не ожидала, – в тон отозвалась тётя Песя, – вы не подумайте дурного, Эсфирь очень воспитанная, но…

– Угу, – дядя Гиляй прижал меня к себе, придавив за плечи.

Началась суета с прибежавшими соседями, знакомством и выгрузкой багажа.

Вроде и слали телеграммы, а всё равно – суетно! Ну да это Молдаванка, а не степенно-почтенная Москва. У-у! Всем до всего дело есть, даже если и нет на самом деле.

Ладно кто во дворе живёт, тут хотя бы по-соседски полюбопытствовать можно. А тут… Как же, сам Гиляровский!

Пусть он больше на Москве известен, но не только, и сильно не только.

Бывает, выезжает в командировки вплоть до Крыма и Кавказа. Бывал и в Одессе, и статьи потом ух и здоровские выходили! Когда хлёсткие, с пропесочиванием, а когда и просто – этнографически-географические. Но всегда – интересные!

А тут сам, вживую, да повод есть подойти. Пощупать… м-да… Даже неловко стало почему-то. А? Вот как так? Глупости делают другие, а стыдно за них почему-то мне!

– Комнаты у Хейфицев сняли, штоб они были здоровы! – заторопилась вперёд тётя Песя, показывая дорогу, – После смерти старого Боруха по зиме… ну вы помните, мальчики? Такой себе престарелый шлемазл, вечно то в истории влезал, то в говно.

– Ага, – закивал Санька, живо влившийся в реалии Молдаванки.

– Ну и с наследством так же – перезапутанно до того, что и целый кагал раввинов сходу не разберёт, – продолжила тётя Песя, на ходу доставая ключи, – потому наследники и решили сдавать пока комнаты, штоб никому.

– А делёжка? – живо поинтересовался Владимир Алексеевич подробностями здешнего быта.

– Вот! – женщина подняла палец, поворотившись на ходу и отирая плечом штукатурку, – Видно умного человека! Деньги пока на синагогу, а потом уже делить будут – по справедливости, или на кого попало.

– Две комнаты, – она отворила дверь, – ну то есть две свободны! Борух, он же всякий хлам… ну и вот, две комнаты освободили, а остальное утрамбовали.