Путь Эливена

Если эта карта сохранилась так хорошо с тех самых пор, когда рухнул тот древний мир, неведомый и чужой, то она может стоить всех денег, которые у него остались. Поставив на чашу весов оставшиеся шарики ирония и свою жизнь, он купил пять отменных морхунов вместе с повозками, нанял ещё девять человек, включая младшего брата, и вышел из убежища.

– На, посмотри карту, сколько нам ещё идти? – прохрипел Горхэм, нехотя вытаскивая блестящую пластину из мешка. Яркий свет отражённого солнца скользнул по песку, ударил в глаза Эливену и застыл на лице Маттиса.

Горхэм держал предмет двумя руками, направив его в сторону младшего брата.

– Если бы ты дал мне это в руки, то я мог бы сказать больше. За те мгновения, когда ты мне позволяешь взглянуть на рисунок, мне сложно что-то даже увидеть, не то, чтобы понять. Тут столько всего, я не могу это запомнить. Позволь мне взять это в руки.

– Тебе не нужно запоминать это, я запрещаю тебе это делать. Просто скажи, где озеро, куда идти. Я буду держать это, пока ты не скажешь, куда нам идти.

Маттис прикрыл глаза от слепящего света, падающего от пластины, и стал всматриваться в карту. Он успел изучить путь за те недолгие мгновения, когда брат подобным образом выставлял её перед его лицом. Оставалось непонятным одно: что означает рисунок в самом центре таблички? Скопление треугольников, квадратов и кругов, пронизанных насквозь странной тонкой паутиной. Это запомнить было почти нереально.

Сделав вид, что разобрался, где они находятся и куда идти дальше, он кивнул головой, после чего обжигающий металлический блеск исчез в мешке Горхэма.

Маттис был более умным и рассудительным, чем его старший брат, но старался не подавать повода вскрыть это. Он давно запомнил путь, более того, он был уверен, что ещё до захода солнца покажется озеро, указанное на карте.

Тяжелее всего приходилось Эливену. Его хриплое дыхание готово было прерваться в любую минуту. Он уже не соображал, зачем и куда он идёт. Боязнь солнца его совсем не подгоняла, наоборот, он мечтал, чтобы ласковые лучи, несущие медленную смерть, убили его сразу.

Но как только колени подгибались, чья-то рука подхватывала его и помогала выпрямиться. Это был Маттис, и он не желал, чтобы парень погиб вот так, упав за час до живительной влаги. Что-то он чувствовал к этому мальчишке, как будто читал в его сердце то, что принесёт ему и другим людям облегчение, внесёт перемену в их бренное существование.