Оттепель

Не все так делают, это глупо, растрачивать себя на других, но мне просто жаль их.

Если так подумать, то после жизни на улице я теперь сыт, одет и при деле. Тут от меня хотя бы польза какая-то есть, да и крыша над головой; стабильность, что ли. Стараюсь хорошо работать, и это стало залогом моего комфорта, если, конечно, жизнь вне воли – это комфорт. В конфликты главное не вступать, не спорить. Держусь режима и многочисленных правил, даже выдуманных, да и лишний раз, просто не попадаюсь под горячую руку.

Память о поломанных рёбрах всё ещё свежа, чтобы повторять подобный опыт снова.

В конце дня, вечером, каждому дают ровно столько еды, сколько он заработал, и это единственный раз, когда можно не только утолить голод, но и хорошо поесть. На улице ты мог украсть полбулки хлеба, а пробегать на все три. Если догонят – то и вовсе ничего не получишь, кроме тумаков и брани. На воле казалось, что все люди озлобленные и несправедливые, но теперь думаю, что это не их вина. Каждый много работает, устаёт.

Редкий раз прохожий сжалиться дав нам мелочи или немного еды. Плохо я раньше представлял, что такое настоящее зло.

Вернувшись в камеру, я застал мужчину, который что-то писал на листке бумаги. Возможно, письмо близким. Мне тоже хотелось написать отцу, но разве ему есть до меня дело? Переживай он, из дома бы не выгнал. Хотелось бы написать друзьям, но какой адрес указать? Бездомным почта не приходит.

Мы молча переглянулись, и я залез на кровать, укутавшись с головой в одеяло.

Ужасно гудят ноги, но несмотря на то, что ночью выспаться не удалось, силы остались на то, чтобы попытаться разузнать о новом человеке хоть что-то, и стоит ли его бояться.

– Эм… З-здравствуйте? – нарушив тишину я напрягся. Беседовать местные обитатели не любят, а я не могу просто молчать. Атмосфера как будто давит, неизвестностью.

– Угу, – бросив карандаш на стол, ответил мужчина. – А чё трясёшься, как собака побитая?

– Холодно.

Хмыкнув, мужчина скомкал бумагу, не собираясь ничего дописывать и устроился в кровати напротив.

– Не удивительно. Вон какой дохлый, мелкий, лет-то тебе вообще сколько, двенадцать? Утром думал, мож померещилось, ан нет, чё ты тут делаешь?

– Ха-ха! – нахмурившись, я уткнулся лицом в подушку. Ну он, хотя бы владеет обычным, русским языком и, кажется, не настроен враждебно. Проблем быть не должно, я на это надеюсь.

Совсем скоро наступил отбой, везде отключили свет и настала кромешная темнота.