Марина

Штабной капитан, оставшийся в городе для контроля над эвакуацией документов и медикаментов, заглянул в аптеку, чтобы удостовериться, что всё вывезли. Каково же было его удивление, когда он застал фельдфебеля медицинской службы заведующего аптекой Вильгельма Бакке отсыпающим медикаменты в саквояж русской врачихе Наталье. Реакция капитана была молниеносной. Он в упор расстрелял заведующего. Наталью трогать не стал, а вышвырнул на улицу со словами: “Тебя, русскую свинью, расстреляют свои же!”.

Прошло не более суток, как город был освобождён от фашистов полностью.

Люди заново учились жить без страха за свою жизнь.

Завод, где Нестеренко Мария работала в оккупации, был разрушен и сегодня, возвращаясь после разбора завалов, она особенно торопилась домой. Но прежде забежала к соседям и буквально стала тарабанить в входную дверь.

–Иду, иду! – Прасковья Николаевна открыла.

– Тише ты, чего так ломишься?

– Извини, Николаевна, Наташка из больницы пришла?

Мария, слегка подвинув хозяйку, не дожидаясь приглашения вошла.

– Пришла. Дитё кормит. А что случилось-то?

– Беда, Николаевна. Беда!

Мария с двумя малолетними сыновьями жила в соседнем с Прасковьей Николаевной доме. На ходу снимая почти сносившиеся туфли, она прошла в комнату, где Наташа, сидя на табурете, кормила трёхмесячную дочку Мариночку.

Увидев подругу, та осталась равнодушной, хотя слышала, что Мария сказала в прихожей.

– Наташка, беда!

Мария теперь уже самой подруге в глаза повторила страшные слова.

Прасковья Николаевна, вошедшая вслед за ней, тихонько, прикрыв рот рукой, причитала. Но Наташа не реагировала. Она словно окаменела. При слове «беда» ни один мускул не дрогнул на её красивом лице. Глаза остались безучастными.

– Наташка, ну, ты чего? – Мария опустилась рядом с ней на колени, пытаясь поймать взгляд подруги. Та упорно смотрела вниз, на ребёнка.

– Пойми, Вильгельма не вернуть. Слава Богу, мы ночью смогли его по-людски похоронить. И на том спасибо. У тебя его дитя. О нём должна думать.

СМЕРШевцы всюду рыскают. Говорят, немцы не успели документацию свою вывезти. И те сейчас её изучают. Клавку арестовали. Помнишь, наверное, она у них в комендатуре работала. Всех, кто как-то с ними якшался…. всех забирают. Якобы проверять будут, но кто их знает. Вывезут за город и расстреляют.

– Ты чего несёшь? Тьфу на твой язык! – зашипела Прасковья Николаевна.

Она украдкой плакала и платочком, суетясь, вытирала слёзы, пытаясь их скрыть.