Офальд

Он продолжал всхлипывать, но слезы уже не текли. Подсохшие сопли неприятно стягивали кожу на верхней губе, остатки рвоты обрамляли подбородок, голова гудела, от рези в животе и боли в ухе перед глазами плясали точки. Калитка скрипнула, и последний снежок ударил Офальда в спину за секунду до того, как она закрылась за маленьким, вонючим, грязным сыном старшего таможенного служащего герра Илосы Телгира.

Мальчик с трудом шел обратно к дому по узкой плохо расчищенной дороге, и считал про себя шаги, чтобы не упасть и не заплакать.

Он дышал ртом, потому что нос оставался забитым после рыданий, но знал, что страшно воняет. Боль из острой превращалась в тупую и ноющую.

"Сорок один, сорок два, сорок три…"

Офальд осторожно переставлял плохо гнущиеся ноги, считал и смотрел прямо перед собой. Он боялся поднять голову и увидеть, как весь городок собрался посмотреть на него, выразить свое отвращение или посмеяться. Еще страшнее было обернуться и увидеть, как банда Тугавса выходит со двора Ругербов, чтобы, ничуть не напрягаясь догнать его и… Что "и" Офальд не знал.

Вернее, не хотел знать.

Доковыляв до развилки, он собрался с силами и огляделся. Вокруг никого не было, только цепочка следов на снегу неподалеку от обочины указывала, что тут недавно пробегала лиса. Офальд глубоко вздохнул, поморщился от боли в ребрах и отправился дальше.

"Сто девяносто пять, сто девяносто шесть…"

Дойдя до камня со спрятанной под ним шалью, мальчик заколебался. Если он придет домой без шапки, всегда можно сослаться на то, что она упала во время игры во дворе Хайонна, и Офальд заберет ее уже завтра.

Но шаль, крепко завязанная обветренными от бесконечной стирки материнскими руками, просто так упасть никак не могла. Мысль о Хайонне и его предательстве отозвалась болезненным уколом где-то в районе сердца и мгновенно подступившими к глазам слезами, и мальчик тут же отогнал ее. Потом.

Целую вечность назад Офальду надоело проверять, сколько времени можно смотреть на зимнее солнце, не зажмурившись, и он отправился к своему другу.

Тогда дома была только мать, вечно хлопотавшая по хозяйству, да маленький Дуднэм. Сколько с тех пор прошло времени мальчик не знал. Он совсем недавно научился определять время по старым напольным часам, стоявшим на почетном месте в гостиной, но своей карманной луковицы не было ни у одного мальчишки в их городе, да и не все взрослые могли похвастаться такой роскошью.