Дмитрий

– Наталья! НАТАЛЬЯ!

Дверь избы резко распахнулась, и старик, явно пьяный, в грязной одёже сизого цвета, пошатываясь, выскочил во двор, машинально пнув стоявшее перед дверью корыто, из которого, поджав хвост, робко ела худосочная собака. Полдюжины кур, помогавших собаке в еде, с кудахтаньем разбежались.

– Где черти носят эту девицу? Наталья, ты где? Снова ушла, чума ее возьми.

Он прошел через двор и заглянул в полуразвалившийся сарай, служивший конюшней. Лошади не было.

– Так я думал, вот не сойти мне с этого места, бегает за каким-нибудь молодым казаком, черт его дери.

Осип! Осип, поди сюда!

Парнишка, живописно одетый в одну лишь сорочку, пыльную и с прилипшими клочками сена, внезапно появился из-за сарая. Одной рукой он тер глаза, в другой нес ведро, изображая, что занят делом. Не дожидаясь допроса, он тотчас заныл:

– Я слыхал топот копыт с час назад, она вон туда уехала, – он указал в сторону Житомира. – Она всякий день туда ездит.

– А мне почему не сказал?

– Вы спали.

– Ты хочешь сказать, ты спал, ленивый бездельник. Глянь только: собачье корыто вверх дном, а ты дрыхнешь на чердаке, сразу видать по твоей рубахе. Как пить дать, ты бы проспал весь день, дай тебе волю. Что стоишь-зеваешь?! Ступай прочь, да прибери тут все. Живо, слышишь?! Проклятая девчонка, вот научат ее татары бегать в один прекрасный день! Черт ее дери, я ей покажу, как прятаться.

Он повернулся и поплелся обратно в дом, оставив дверь за собой открытой.

Осип тотчас удалился в свое логово в сарае и вскоре снова заснул. Собака и птицы осторожно прокрались назад и возобновили прерванную трапезу. В степи снова воцарилась тишина.

II

Желтые лучи заходящего солнца стелились вдоль невысоких холмов украинской Волыни[7 - Историческая область в бассейнах южных притоков Припяти и верховьев Западного Буга. Ныне разделена между государственными территориями Польши и Украины. Наиболее крупные города на Волыни: Луцк и Ровно.

Житомир до конца XVIII в. не относился к Волыни.], удлиняя тени, отбрасываемые шпилями Житомира. Колыхание высокой степной травы указывало на движение путника, до поры невидимого. Вскоре он появился на склоне холма, на мгновение натянул поводья и огляделся вокруг.

Его непринужденная поза наездника не сочеталась с простой одеждой русского крестьянина: грубой рубахой, широкими штанами и сапогами.