Пришедшему – крест

Солдат прижал к перекладине вторую руку несчастного и несколькими ударами вогнал в ладонь граненый гвоздь. От крика, исторгнутого из впалой груди, мое тело покрылось мурашками. Видимо, боль была такой сильной, а тело изможденным, что страдалец обмочился.

Простите меня за такую подробность, но я с недоверием смотрю на иконы, где Иисус изображен висящим на кресте в набедренной повязке. Это историческая неправда! Иисус висел на кресте обнаженным! Такой была задумана в ту пору казнь: чтобы было не только больно, но и стыдно.

История Христа, лишенная этой жестокой, неэтичной подробности, лишает нас верного восприятия всего того ужаса, который претерпел Сын Божий. Стыдливо надев на Христа повязку, мы смягчили драму, ослабили нравственные страдания, которые претерпел Иисус, выставленный на всеобщее поругание в виде, в котором его, как и всех нас, создал Господь. Я же видел все как было!

Моча попала на солдата. Солдат вскочил, ударил распятого ногой, смачно плюнул тому между ног и, грязно выругавшись, преодолевая брезгливость, привязал к бревну ноги Христа.

Стоявшие рядом солдаты рассмеялись. Они подняли крест, вставили в выкопанную яму и закидали ее камнями.

Я был так близко от креста, что мне показалось, солдаты схватят меня. Однако они прошли мимо. Я приблизился к несчастному, осторожно коснулся немытых ног. Обратил внимание на изуродованный ноготь на левой ноге: черный, растущий вбок, он, видимо, был поврежден еще в детстве. Иисус посмотрел на меня. Мы смотрели друг на друга по-разному: я с состраданием и страхом, он – со спокойствием обреченного.

Губы Иисуса шевельнулись, я едва расслышал: „Прощай, ключарь… Я приду…“

Не могу объяснить, на самом ли деле я переносился во времени на Голгофу, или это было только мое воображение – пылкое, воспаленное, порожденное неистовой верой? Я смотрел на икону, пред которой стоял, и находил, что Иисус мало похож на того несчастного, которого я видел на горе казней. Но в ней был точно передан взгляд человека, которому предстояло уйти в Вечность.

Этот взгляд преследует меня – долгий, всепонимающий, бесконечно печальный. Мне кажется, печаль эта лишь отчасти имеет отношение к его страданиям на кресте. Она глубже, вселенней…

Я огляделся вокруг. Храм блистал красотой, роскошью и величием. Мне вдруг представился посреди гулкого зала, на мраморном полу босой Христос, и я ужаснулся от мысли, что должен был бы подумать этот бедный проповедник, оказавшись в бесстыже богатом храме, воздвигнутом в его честь.