Приятель покойника

Яркие огни, неоновые линии и буквы глуповатых названий кафе и ресторанчиков разгоняли вечернюю темень. Выйдя из света встречно-направленных реклам и огней, я уселся на скамейке возле памятника первому украинскому буддисту Григорию Сковороде. На соседних скамейках, пользуясь неосвещенностью памятника, целовались счастливые силуэты. Я один ни с кем не целовался возле памятника и из-за этого почувствовал свою ущербность. Чем я плох? Я еще молод, симпатичен, не толст. Меня еще можно считать привлекательным.

Конечно, дело во мне. Ни одна женщина не подойдет ко мне первая с вопросом «Разрешите вас поцеловать?» Что со мной? Ведь еще лет пять назад я любил сам ошарашивать женщин подобными вопросами. А теперь?

Когда я вернулся в магазинчик – покупателей уже не было.

– Порядок, – сказал Дима. – Выручку забрали. Можем закрываться.

Он занавесил окна-витрины. Закрыл тяжелую металлическую дверь, и нас словно отрезало в этом магазинчике от окружающего мира, мы словно оказались в кабине космического корабля, только, судя по всем стоящим на полочках бутылкам, консервным банкам и прочему, это был как минимум западноевропейский корабль.

Дима усадил меня за пластмассовый белый столик, а сам отошел к полочкам.

– Что пьем? – спросил он.

«Все вокруг народное, все вокруг мое», – подумалось мне.

– Давай, не стесняйся! – подбадривал меня Дима, стоя у шеренги бутылок. – Я угощаю. Мне здесь в виде премии положены две бутылки в день, а если больше, то плачу со скидкой…

– Тогда виски, – сказал я.

Виски мы пили, как другие пьют водку, маленькими хрустальными стопочками в один глоток. Стопочки для этого временно сняли с продажи.

– Женьку Долгого я последний раз видел года три назад, – говорил Дима. – Он мясником работал в гастрономе у Оперного. А Чемерис в Волгоград уехал. Он полысел страшно за последнее время…

– А я как-то Галю Колесниченко встретил… – поделился я. – Тут же, на Подоле…

Допив виски, решили попробовать джин.

– Вообще-то его с тоником пьют, – говорил, открывая бутылку, Дима.

 – Но тоник сегодня весь раскупили. Ничего, он и так вкусный. Помнишь Мельничука из Б-класса?

– Помню.

– Ему два года назад вышку дали, но потом на пятнадцать лет заменили.

– А за что? – поинтересовался я.

– Уголовщина. У какого-то челнока выкачивал пять тысяч баксов и для острастки бросил ему днем в окно гранату, а там теща с малым была. Два трупа…

– Да, – протянул я. – Грязно.