Золотой Трон

– Я возьму твоего сына, – наконец произнес Чинробнобо.

Невозмутимость, исходящая от него, казалось, заполнила все пространство кельи, окутывая своей невесомостью Юлгая, но не Марпату. Намерение отца оставить его в монастыре больно кольнуло сердце. Он не хотел оставаться здесь, в этих стенах среди молчаливых монахов. Он не хотел становиться похожим на них в их бессмысленном отшельничестве от мира. Все, что ему было нужно, – это найти тот далекий дом, который каждую ночь виделся ему во снах. А его хотели запереть здесь, с незнакомыми ему людьми.

В глазах Марпаты выступили слезы. Он постарался высвободить из крепкой отцовской руки свою ладонь. Впервые за несколько часов утомительного пути ему это удалось.

– Подойди ко мне, Марпата, – так же монотонно спокойно произнес Чинробнобо, – пусть твой отец возвращается домой, а ты пока останешься здесь. Нам есть о чем поговорить. Я вижу, тебя привели сюда по принуждению, но, может быть, после нашей беседы ты изменишь свое отношение к происходящему и к тебе придет желание остаться здесь.

Если же ты не захочешь этого, неволить не стану. Через десять дней отец придет за тобой.

Марпата испуганно переводил взгляд то на отца, то на ламу, то на горящий светильник, то на закрытую дверь.

– Если тебе не понравится здесь, – Чинробнобо словно не замечал замешательства Марпаты, – ты уйдешь. Невольников в этих стенах нет.

Несмотря на то, что в монастырь его привел отец, Марпата все же ждал от него поддержки. Он снова обернулся в сторону Юлгая, но в келье того уже не было.

Марпата остался наедине с сидящим перед ним ламой. Эта темная, вырубленная в скале келья, это дрожащее пламя догорающего светильника, этот облаченный в необычную для Марпаты одежду невозмутимый монах – все настораживало и пугало мальчишку. Ему захотелось быстрее уйти отсюда. Душное замкнутое пространство кельи, запах ячьего жира, его собственная непомерно большая тень, тень ламы, вдруг ожившие на стенах, давили на него непосильным грузом.

Их беседа затянулась. Но чем дольше они разговаривали, тем стремительнее покидало мальчика ощущение подавленности. Странно, но то, что Марпата не мог рассказать родителям, с которыми прожил всю свою долгую пятилетнюю жизнь, он без опасения доверил ламе Чинробнобо. С удивительной легкостью лама Чинробнобо проникал в самые сокровенные мысли Марпаты, и мальчугану казалось, что монах видел его насквозь. Он не стал смеяться над ним.