Субъект. Часть третья

Один из ученых – мистер Оксман, кажется, – благодаря стараниям которого им удалось меня поймать, облачившись в невосприимчивые к моим способностям костюмы, допускал в записях своего дневника смелую мысль, что связь эта проще, чем могло бы показаться на первый взгляд. Впрочем, от его теории веяло чем-то страшным и по-настоящему безумным.

Не было никакой силы, рассуждал он, которая бы высвобождалась из материи или уж тем более передавалась бы ей от меня. Были лишь правила, которым подчинялось все. Программный код, прописанный для окружения и тех, кто его наполняет.

А сам мир, стало быть, не более чем компьютерная симуляция.

И после моего серьезного падения головой на землю произошел сбой в интерактивной связи между мной и воспринимаемым миром. Мои желания и перерастающие в них действия, то есть, запросы на ожидаемые изменения в интерактивной виртуальной реальности перестали выполняться в соответствии с прописанными правилами физики, законом сохранения импульса и прочими запретами, что в обычном случае серьезно ограничивали возможности остальных пользователей, то есть, людей.

По словам ученого, я стал своего рода стихийным администратором, в права которого входила возможность править и менять окружение под себя, как ему вздумается.

Но так ли это было на самом деле? Ведь подобная теория, как минимум, не объясняла свойств интропозидиума, композитного материала, что имел ко мне своеобразный иммунитет. Он полностью нейтрализовал мои запросы. Но как бы то ни было, он все-таки тоже представлял собой материал, материю, к которой у меня, по идее, был безграничный доступ.

И как только обычный, ограниченный правилами пользователь смог повлиять на материю более чем я? И почему этот сбой во мне до сих пор остался незамеченными теми, кто все это создал, смоделировал, написал? Ведь обычно, системные ошибки устраняют без следа. Но я все еще здесь. Хожу и нарушаю правила.

Да и еще этот еле заметный шлейф, замеченный мной в изоляторе. Его сейчас отбрасывало все, что только можно.

Каждая травинка, камешек, в меньшей мере прозрачные облачка – и этот шлейф, словно стрелки в часах, с каждым часом медленно вращался вокруг своего источника.

К счастью, мир точно не так прост, как попытался объяснить его этот ученый. Правда лежит гораздо глубже и только у меня, воспринимающего все в подлинном свете, была возможность по-настоящему ее копнуть.

А тем временем, пока копаю, нужно было продолжать играть.