Субъект. Часть третья

По всем тем же вторичным правилам социального мирка, которые предложили уже сами люди. Их законам и убеждениям я должен был следовать, если хотел жить. Я должен был не выделяться и не вызывать подозрений, а по-хорошему вообще укрыться в глуши, чтобы не столкнуться с Айсбергом лицом к лицу снова. Преждевременно. Ведь я не хотел промышлять отшельничеством вечно и потому в моей голове уже потихоньку прорезывался пусть и весьма абстрактный, но решительный план по стиранию этой организации с лица планеты. Абстрактный, так как пока что я был донельзя слаб.

И крайне напуган тем, что сделало меня таким слабым.

Разумеется, мои возможности даже сейчас простирались до неимоверных масштабов. Тот садовник, которому случайно довелось меня узреть – его жизнь я мог перечеркнуть всего одним воздействием на центральную нервную систему, в случае, если бы мне показалось, что я его слишком заинтересовал.

Или, что более гуманно и предпочтительно, мог бы начисто стереть его кратковременную память так, что он бы приступил к брошенным накануне делам по второму кругу.

Я мог бы внушить ему непередаваемый страх еще до моего появления в тех каштанах, я мог бы наслать на него необъяснимый ужас, что загнал бы его в самый дальний угол хижины до тех пор, пока я мимо нее не пройду.

В крайнем случае, я мог бы навязать ему мнение, даже на языке жестов, что я собственной персоной консул их глухой коммуны, а на мне строгий костюм, да и сам садовник скорее всего женщина… Это все я мог ему внушить, предварительно подавив его волю и само опирающееся на нее собственное мнение, которое внезапно стало бы пустым и абсолютно при любом раскладе в корне неверным.

Не говоря уже о том, что с помощью алиеноцепции – абсолютному чувству, обретенному мной после падения с карусели, которое проливало истинный свет на все, что только наполняло этот мир – я попросту мог заблаговременно обойти это место стороной. Но не стал. Если честно, мне почему-то хотелось, чтобы этот садовник меня увидел – проводил взглядом таинственного и неприветливого незнакомца, который даже не удостоит его вниманием…

И все вышперечисленное, что я мог бы с ним сделать, на самом деле было лишь крохотной областью, краешком в необъятной сфере моих возможностей, что распространялись далеко не только на баловство с нейронными сетями мне подобных.

Ведь скажем, я мог летать. Я мог очень высоко прыгать и не только, ведь сократительные усилия мышц у меня дополнительно форсировались управлением материи напрямую.