Не надо меня оценивать, – это ничего не изменит

Мы на себе почти носили ее в туалет, на ципочках она еще могла!…

Потом Лена и Таня приглушенно говорили о предстоящих им завтра делам с детьми. (у них маленькие дети). Я замолчала…Я не могла говорить сейчас кроме как о похороненной моей бабе… Машина все ехала по просёлочной дороге.

По радио запел Цой.

– В нашей семье кто- то кроме меня еще любит Цоя? – удивилась я.

– Ну да. – сказала Лена. – Ну, и мне кажется в тему…

– Да…, – я прижалась лбом к холодному стеклу машины и смотрела на мелькающие звезды, деревья… По радио кто-то запел Есенина «Старый пес мой давно исдох…».

Потом мы с мамой сидели на кровати всю ночь при включенном свете, и я повторяла ей все это…

Потом позвонил Сережа и я повторяла ему все это еще раз. Он сказал, что давно не видел рядом с собой мертвеца…

Потом я курила на кухне и в голове повторяла все это:

– Бабушка, тебе не больно?

– Мне не больно.

– Мне не больно! Мама, неси памперс! Памперс новый, этот мокрый уже у нее! Баба стой прямо!

– Я хочу пить!

– Мама у тебя губы синие! Не плачь! Ну пожалуйста! Пожалуйста! – это я к маме. Она в панике:

– Наташа, мы не справляемся! Мы не справляемся! Нас становится все меньше! Это же мать моя, понимаешь! Я не то говорю!

– Мама, звони дяде Вове! Мы не дождёмся врача!

– Почему она так дышит?

– Вова! Наташа звонила.

– Доктор, почему она так дышит!???

– Уберите собаку! Готовьтесь!

…Готовьтесь! Готовьтесь!..

– И еще, понимаешь, – говорила я Сереже – только совсем недавно умер папа мой… – Я его за руку держала после операции, говорила: «Папа, не бросай меня! Папа, я приходила вчера, меня не пустили в палату!».

…А что мне еще нужно…

…А что мне еще нужно…

Он один раз уже умирал, когда обгорел, врачи говорили: шансов нет. Когда мама зашла в палату, он ей тоже говорил: «Мамка пришла…Ну вот, теперь можно и умирать».