Стамбульская мозаика

Никогда, ни до, ни после, не испытывала Феодора такого унижения и такого отчаяния, и пусть получилось – навсегда запомнила она чувство безнадежности и то равнодушие, с которым шли мимо маленькой девочки, увитой цветами, патриции.

Тогда же дала себе слово – никогда более она не будет просить.

Никогда.

Подросшая Феодора стала искать счастья в театре. Не раз она срывала аплодисменты у требовательной константинопольской публики, стоя на подмостках и изображая пантомимы, не раз она устраивала интриги за кулисами Ипподрома, чтобы заставить людей говорить о себе, чтобы люди шли смотреть на нее, шепча меж собой: «Смотри, вот она, та самая Феодора…»

Смогла же она выжить в Сирии, единственный раз в жизни поверив мужчине – зря поверив! Пошла за ним, как овца на веревочке, да чуть не сгинула, доверившись льстивым речам. После предательства Гекебола пришлось несладко, пришлось некоторое время побыть куртизанкой, но не сломалась же!

Вернулась в свой город, купила скромный дом, занялась прядением шерсти.

Хорошее было время.

Тихое, спокойное.

Да и Юстиниана смогла очаровать – всего-то надо было выведать у одной достойной матроны, чья дочь была замужем за одним из патрициев, когда и где любит гулять будущий император. А дальше совсем просто – благочестивые речи, скромный мафорий на голове, лукавый быстрый взгляд – и вот уже ради права жениться на ней, бывшей актрисе, простолюдинке, Юстиниан умоляет дядю Юстина, правящего императора, менять законы великой Империи, и вот она выходит из собора женой наследника, а через два года коронуется вместе с мужем на престол.

Сейчас же нужно просто заставить несколько трусов взяться за голову, забыть о страхе и перестать думать о побеге.

Феодора наконец выбрала наряд и облачилась в одноцветную, цвета неба, стулу, надела поверх самую богатую, дорого, расшитую пенулу, укрепила в непослушных волосах венец – одеваться без помощи служанок не было сложно, на подмостках, бывало, и не в такой костюм облачаться приходилось.

Придирчиво перебрала драгоценности, их должно было быть много – она императрица, она должна сиять!

Бросив на себя последний взгляд в зеркало, в полном одиночестве вышла из покоев, усмехнувшись про себя – византийская императрица выходит одна, небывалая для дворца картина.

Неспешно сквозь клубы дыма и шум на Ипподроме, шла она в зал Совета.