Папа

Она сангвиник по типу характера, ей, может, не так уж сложно быть добродушным философом, а я не могу. Меня необходимо было в детстве обучить методам сброса вечного напряжения (но кто ж тогда это знал), здоровым методам. Я холерический меланхолик и мне жизненно необходимо порыдать, кинуть что-то, сломать, разораться так, чтоб все вокруг побросали свои дела и вызвали мне скорую. Но в детстве я видела только одну модель поведения – молчи и делай вид, что все нормально. Я и молчала. И делала. До тех пор, пока психика выдерживала.

А потом бросалась на пол и билась головой об шкаф в истерических рыданиях. Бросала свою любимую куклу об стену так, что у нее отваливалась голова. Мама говорила, что я больная и что, откуда я такая взялась, ведь на меня сроду не кричали и не наказывали. Я пыталась соответствовать маминым представлениям, однако это было возможно только до очередного взрыва. Ну не может человек изменить склад характера. Скорректировать поведенческие проявления может, а изменить суть нет. Поэтому, как я ни старалась быть спокойной, выходило примерно ничего.

Помню, иногда начинала доводить маму специально. Она, например, мыла посуду, а я подкрадывалась сзади, тыкала в нее игрушкой и убегала. И так много-много раз. Мне хотелось довести ее до невменяемости. Хотелось, чтоб она завелась и не могла остановиться. Я хотела знать, как она себя поведет в этой ситуации, как справится с напряжением. Мне это было жизненно необходимо знать, чтоб на ее примере научиться самой. Дети же учатся только на примере взрослых.

Если взрослый не умеет собой управлять, то и его ребенок этому не научится. Но это я сейчас такая умная, в детстве-то я не отдавала себе отчет в том, зачем издеваюсь над мамой. Просто помню это неистребимое желание довести ее до белого каления и посмотреть, что выйдет.

Мама очень долго терпела. Прям очень. Прям как я сейчас. Мне все друзья говорят, что у меня адово терпение, что на моем месте они бы уже давно отходили своего ребенка башмаком. А я ничего – терплю.

Так вот, мама терпела, а потом начинала орать. И не просто орать, а визжать, как ошпаренная кошка. Было совсем не страшно, и даже немного ее жалко. Я думала, что вот вроде взрослый человек, а даже напугать меня не может как следует. Один раз она меня закрыла в туалете и ушла в магазин. Довела я ее, видать, до ручки. Но даже в туалете мне было не страшно, а просто скучно.

Мне вообще в детстве часто бывало скучно. Половину времени скучно, половину тревожно.