Страстотерпцы

Страстотерпцы

Владислав Анатольевич Бахревский

Духовная проза (Вече)

В романе «Страстотерпцы» известный писатель-историк Владислав Бахревский снова обращается к периоду русской истории, уже показанному в романах «Аввакум» и «Боярыня Морозова», – периоду раскола Русской церкви в XVII веке.

Многострадальный протопоп Аввакум, его последовательница Федосья Прокопьевна Морозова, царь Алексей Михайлович, царица Мария Ильинична, патриарх Никон и другие по-прежнему вовлечены в противостояние между «старообрядцами» и «новообрядцами».

Но если раньше казалось, что перевес на стороне нового порядка и любое сопротивление приведёт к гибели, то теперь «Никоново собинное наваждение» как будто кончилось. Раньше судили и преследовали Аввакума и других раскольников, а теперь всесильный и всеправый Никон сам под судом.

Владислав Бахревский

Страстотерпцы

В оформлении обложки использована картина художника В.Г. Шварца «Патриарх Никон в Новоиерусалимском монастыре», 1867 г.

Знак информационной продукции 12+

© Бахревский В.

А., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Глава первая

1

По левую руку степь – белого света стена, и по правую руку – даль земная, высота поднебесная. А покоя нет. Ломят днище волны, будто по камням скаканье – ретивая река под дощаником[1].[1 - Примечания см. в конце книги.]

– Ермак[2] до Иртыша, а протопоп[3] с протопопицей, с малыми ребятами – аж до Нерчи!

– Притихни, батька! – всполошилась Анастасия Марковна.

 – Не страшно ли так говорить?

Аввакум поскреб голову.

– О верстах, что позади, не страшно. Про те, что впереди, – сердце у меня под замком.

– Греховодники мы с тобою, батька! – вздохнула протопопица. – Как дымком потянет, так и встрепенусь: не русской ли избою пахнет?

– До русских дымов – на солнце нажаримся, на морозе нахолодуемся. Но хоть ты меня поделом оговорила – половина дороги давно позади. Не хвастаюсь я, Марковна, – удивляюсь! Сколько открыл нам Господь! Воистину не мерена земля православного царя, не считаны его угодья, его кладези.

Вот достигли мы с тобой Иртыш-реки. А что он такое, Иртыш? Порог в русские сени. Царев двор – до самих Даур[4], поместье уж за двором, а где этому поместью околица, одному Господу ведомо. Не хмурься, Марковна! Сам чувствую, не к добру разговорился. Довел бы Господь до Тобольска. Ничего, кажется, нет желаннее прежней нашей тюрьмы.