Время Петра

Толпа бросилась наутек, оставив в тающей весенней жиже юродивого и окровавленное тело одноглазого мужичка, что еще недавно так ловко орудовал в толпе острым ножом, срезая у посадского люда кошельки с пояса. Толпа быстро рассеялась.

Казацкий старшина довольно крякнул:

– Так-то лучше, а то гляди, чего чернь удумала, бунт учинять. Сенька?! – звонко выкрикнул он.

Перед старшиной тотчас возник один из стрельцов. На вид ему было примерно лет двадцать. Рыжий волнистый клок волос пробивался сквозь стрелецкую шапку, небрежно натянутую на голову.

Вытянувшись по стойке смирно насколько ему позволял его маленький рост, рыжий стрелец бодро выпалил:

– Слушаю, господин урядник.

Старшина покачал головой и плюнул на подтаявший апрельский снег.

– Убери этих двоих, – он указал на тела, лежащие на площади, и, отвернувшись, добавил: – И кровушку тут поскребите.

Повернувшись в сторону Ивана Великого, стрелецкий старшина истово перекрестился. Крики галок и ворон стихли, и на стены Кремля опустилась пелена холодного безмолвия.

– Ох, чует мое сердце, Сеня, немало еще здесь люду православного поляжет, – с досадой заметил старшина рядовому.

– На все Божья воля! – равнодушно заметил молодой стрелец. Он так же равнодушно пнул ногой тело мертвого юродивого и уставился куда-то вдаль.

– Ну, ты иди уже исполняй, – старшина ласково хлопнул стрельца по плечу. – А как выполнишь, доложи. Я пока в казармы наведаюсь.

Старшина развернулся и широким шагом зашагал в сторону ворот Кремля.

Толпа тем временем рассыпалась по узким улочкам многочисленных слободок Москвы.

Стеленные кривыми деревянными досками тротуары, меж рядов посадских изб и каменных палатей бояр, не выдерживали такого количества бегущего народа, и люди падали в непролазную весеннюю грязь улиц.

В Думской палате было тихо. Бояре в высоких шапках и пестрых кафтанах с меховыми воротниками испуганно переглядывались между собой.

– Ну, чего же ждать нам теперь? – скривился боярин Василий Голицын.

– Так сейчас царевна Софья нам все и поведает, – усмехнулся думный дьяк Шакловитый.

 – Али ты куда спешишь, батюшка?

Голицын тяжело вздохнул:

– Куды мне теперь спешить-то, Федор Леонтич?

– Ну, так и потерпи немного, чай не пахоту сеять.

Голицын скосился на остальных бояр. В глазах Нарышкиных читался страх. Причина его была видна издалека. Место, на котором стоял трон московских государей, сейчас было пусто. Стоило ли ему думать об обезглавленной России?

Нет государя – нет и трона.