Грааль и цензор

И знаешь, Сергей, мистерия эта есть нечто потрясающее! История обычного юноши, не просто пришедшего к вере, но через свои страдания, тяжелейшие испытания осознанно вернувшего былую мощь храму Святого Грааля, – публика должна узнать её! Я бы разрешил постановку. А ты?

Ребров вздохнул, пару раз кашлянул, достал из нижнего ящика письменного стола тоненькую папку, вынул из неё отпечатанный на машинке текст и, периодически поглядывая на застывшего в полном внимании собеседника, промолвил, то декламируя по памяти, то зачитывая с листа:

– Вот что скажу я тебе, граф… Нет, не скажу – прочту:

«Само появление на сцене Грааля – сосуда, в который Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран Иисуса Христа при его распятии – делает пьесу невозможной к постановке.

В опере Вагнера нельзя не усмотреть обряда, близкого к причащению и тайной вечери, что тоже невозможно на сцене.

Подписал за цензора драматических сочинений: Ребров».

– Как? Ты? Ты уже запретил? Зачем же тогда его превосходительство меня просили прочесть либретто?

– Наверное, испугались моего резкого и бесповоротного отказа, – усмехнулся Ребров.

Заметив на лице Толстого не то что досаду, а сильное, неподдельное огорчение, он выдержал театральную паузу и добавил:

– Ладно, успокойся. Я пошутил. Татищев мне и слова не сказал. Историю Грааля и книгу Лиштанберже о Вагнере я и без него прочёл давным-давно. А это, – Ребров передал отпечатанные листы своему товарищу, – я ещё в прошлом году писал.

Шуму тогда в газетах раздули, я даже вырезки сохранил. Вот полюбуйся, – он достал из той же папки две пожелтевшие газетные страницы, – передовая в «Грозе» и такая же в «Речи»[4 - «Гроза» и «Речь» – ежедневные литературно-политические и общественные газеты того времени, издававшиеся в Санкт-Петербурге.].

Ребров продекламировал с усмешкой в голосе:

«Петербургская цензура запретила к постановке в рижском немецком театре оперу Вагнера «Парсифаль», а она была разрешена цензурой в 1898 году в русском переводе рижского журналиста Чешихина».

– Так и не поставили тогда – и всё из-за тебя?

– Я прямо не пойму, Михаил, ты образованный человек или журналист? Не поставили и не могли поставить. Сам Рихард Вагнер перед смертью запретил. Просил покровителя своего, короля Людвига, чтобы публика могла увидеть «Парсифаля» только в его собственном театре в Байройте. В течение тридцати лет после его смерти.