Ливень

Причина беспокойства выяснилась перед дверью в мою квартиру. Её нечем было открыть.

Вот незадача… Припрятанное за поясом масло вот-вот потечёт, в животе от голода тянет, а ключи остались в рабочем халате. Ну ладно, что же, не впервой ломать свою дверь, но надо же, как назло, после последнего взлома я её так хорошо, на совесть отремонтировал, что теперь придётся или разнести в щепки соседским топором, или вынести вместе с косяком.

Ой, ну за что мне всё это? Сегодня пятница, на комбинат теперь не попадешь до понедельника.

Но чёрт с ним, с комбинатом. Жить ведь где-то надо все эти дни?

Слава богу, второй этаж и, слава богу, путь по дереву и в форточку уже опробован. А дерево вообще как родное. Столько раз приходилось снимать с него глупую соседскую кошку, что я залез бы на самую его макушку с завязанными глазами.

Я закинул сумку на плечо и на раз-два-три забрался на подоконник. Соседи у подъезда без удивления проводили меня насмешливыми взглядами – типа, чаще ходит через окно, чем в дверь, – и продолжили свой бесконечный консилиум о житье-бытье.

А я спокойно вошёл в открытое окно…

Слез с подоконника, поправил шторы, повернулся – и обомлел. В моём кресле, лицом к телевизору, а спиной ко мне сидел человек.

– Эй, ты что здесь делаешь?

– Сижу дома и телевизор смотрю.

– Он выключен! – неожиданно даже для самого себя заорал я. – Как ты сюда попал?

– Нормально, через дверь. А вот ты лазишь в окно.

Я ощутил дикий ужас и никак не мог понять – отчего? Что-то снова было не так, и опять я не мог понять, что именно?

– Кто ты такой?

– А ты не узнаёшь? Я – это ты.

Великолепная твоя половина.

Панический страх парализовал меня до того, что я едва нашёл в себе силы обойти кресло вокруг и, обойдя, рехнулся окончательно.

В моём кресле сидел, собственной персоной, мой труп. Совершенно очевидно, что это был мёртвый я. Но этого не может быть! Я метнулся в ванную к зеркалу и, увидев там своё живое отражение, полил из душа холодной водой себе на голову.

Всё чувствую, всё вижу. Трезвый. Но, вернувшись в комнату, застал всё ту же картину. Пейзаж не изменился. Я стоял, а мой труп сидел. Определённо от такой картины у кого угодно ум за разум зайдёт. Но я, будучи человеком с богатым воображением, уже принял это за факт и, перестав удивляться, приступил к действиям. Я потолкал его, потрогал, пощупал пульс, понюхал и убедился окончательно, что это точно труп. Притом труп с душком.