Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне

Губы медленно отклеились от зубов и растянулись в улыбку. Он выглядел так, словно за призрачно затененной маской боли беззвучно и оскорбительно смеялся кто-то другой.

– Что он говорит? – спросил офицер.

Полицейский снова опустился на колени около старика, поддерживая его голову и пытаясь разобрать слова сквозь дребезжание машины.

– Говорит, хотел к детям. Говорит, они теперь с голоду помрут, – доложил он.

– Глупости. Не помрут. Где они?

Полицейский наклонился.

– Не говорит. Говорит, их тогда выселят.

У них нет разрешения на жительство.

– Чепуха. Что он сказал?

– Он сказал, чтоб вы ему простили.

– Что? – переспросил удивленно офицер.

– Он просит его простить, что он причинил вам столько хлопот.

– Простить? При чем тут прощение? – Офицер посмотрел на старика на дне машины и покачал головой.

Грузовик остановился перед пунктом «скорой помощи».

– Давайте его туда! – скомандовал офицер. – Осторожно. Роде, вы останетесь с ним, пока я не позвоню.

Старика подняли. Штайнер нагнулся к нему.

– Мы найдем твоих детей. Мы им поможем, – сказал он. – Слышишь, старина?

Еврей закрыл глаза и снова открыл их. Потом трое полицейских внесли его в дом. Его руки свисали и безжизненно волочились по булыжнику.

Через минуту двое полицейских вернулись и влезли на грузовик.

– Он что-нибудь сказал? – спросил офицер.

– Нет. Он уже совсем позеленел. Если это позвоночник, он долго не протянет.

– Одним евреем меньше будет, – сказал полицейский, который бил Штайнера.

– Простить! – пробормотал офицер.

 – Ну и ну. Смешные люди.

– Особенно в наше время, – сказал Штайнер.

Офицер выпрямился.

– Молчать, большевик! – прорычал он. – Мы из вас вашу спесь выбьем!

Арестованных доставили в участок на Элизабетпроменаде. Со Штайнера и Керна сняли наручники, потом их посадили вместе с остальными в большую полутемную камеру. Люди сидели молча. Они привыкли ждать. Только толстая блондинка, хозяйка ночлежки, не переставая жаловалась на судьбу.

Около девяти одного за другим стали вызывать наверх.

Керна привели в комнату, где находились двое полицейских, писарь в штатском, знакомый офицер и пожилой полицейский комиссар. Комиссар сидел в деревянном кресле и курил сигареты.

– Анкеты, – сказал он человеку за столом.

Писарь был худой прыщавый человек, похожий на селедку.

– Имя? – спросил он неожиданно низким голосом.

– Людвиг Керн.

– Родился?

– Тридцатого ноября тысяча девятьсот четырнадцатого года в Дрездене.