Шут и трубадур

«Победу»! Человек, во главе горстки лучников бравший целые города, не сравнил бы это даже с выигранным турнирным поединком! То было просто развлечение между двумя охотами – тоже охота в своем роде и, пожалуй, вовсе не стоило бы ее затевать, если бы не конь, выведенный в последний миг из горящей конюшни. Откуда полунищий барон мог раздобыть такого великолепного руссина? Клянусь копытами сатаны, только ради этого коня стоило бы взять десяток подобных замков!

Да еще в разрушенном замке осталась одна добыча, из-за которой можно было сказать, что дело было затеяно не зря – тоже недурная лошадка…

Граф Роберт Лев летел на вороном коне по вспаханному полю, еще недавно принадлежавшему его соседу, а за ним, растянувшись на четверть мили, скакали его вассалы вперемешку со своими слугами, гостившие у Льва рыцари, ловчие с собаками на длинных поводках – беспорядочная орущая и завывающая толпа.

Час назад все они вылезли из-за стола в замке графа – те, кто еще мог держаться на ногах, бросив на произвол судьбы тех, кому это было уже не под силу – и устремились за главным ловчим, которому неподалеку от замка привиделся олень.

Теперь они скакали на второпях оседланных конях, сползая то вправо, то влево, время от времени падая и вновь забираясь в седло, но не теряя воинственного пыла… Попадись им на самом деле олень, худо бы ему пришлось!

Но оленя нигде не было видно, больше того – потерялся сам ловчий, который был пьян не меньше других и, наверное, заснул где-то в полях, позабыв о своем видении.

Это никого не смутило, все давно уже позабыли, за каким дьяволом отправились в путь, и с пением песен и божбой кавалькада продолжала нестись вслед за графом, распугивая птиц, взлетающих из-под копыт лошадей.

Потом откуда ни возьмись вдруг вывернулась дорога, и все поскакали по ней, сбившись в кучу и постепенно трезвея от холодного ветра и от тумана, поднимающегося над черной землей… Пока за очередным поворотом Роберт Лев не осадил вороного и не глянул на своих спутников так, что большинство из них почти протрезвели и стали соображать, как и зачем они здесь очутились.

Песни и выкрики смолкли.

Что касается графа, он был ясен, как утреннее солнышко, и свиреп, как полуденное.

– Где олень?! – свирепо спросил он, топорща усы.