Письма письмом

по тёмному коридору иду…

белые пробки электросчётчика оживают

очами перед моим оцепенением —

кричу бесшумно,

просыпаюсь.

снова эхо из детства —

отражение звуковых волн

подкожного вопля

от препятствий прошлого…

здесь и сейчас.

XVIII

бушующие люди, похожие на говно;

бушующее говно, похожее на людей;

ебучие члены

в затраханных вагинах и жопах;

ножи, автоматы и пули в руках ублюдков;

срань, вещающая с трибун;

прочие говноносы и уёбки…

интересно, может ли чернота

стать ещё чернее в сознании нашем?

мёртвая тишина в ядерной пыли —

это предел черни

или просветление?

XIX

слабость моя повисла каплями на листьях.

сила моя укрепилась в дорогах, что ведут к цели.

моя нога ступила за проём дверной —

я шагнул за линию горизонта,

откуда уже не будет возврата.

XX

когда я опустошён

или меня одолевает депрессия,

собираю мозаику

из того, что вижу,

что окружает меня:

женщины и мужчины

передвигают ногами —

вечный танец внутри времени;

торговый центр из кофейного мрамора —

искусственное счастье за чек кассовый;

множество дверей, сумки, буквы,

сотовые номера —

антураж наших биографий…

вот и готова мозаика моего города:

утешаюсь шедевром.

XXI

сплетать меня с отчаянием —

это всё равно, что сплетать день

с покровом ночи,

это всё равно, что сплетать Эзру Паунда

с Георгом Траклем и Басё…

сначала потуши моё солнце,

что дни зажигает,

или сотри мои строки,

что в тебя навсегда вошли.

XXII

иногда веду себя так,

как если бы любил,

только наоборот.

это означает терять ориентиры.

да, я ночное сокрушительное бедствие

среди бела дня.

XXIII

вместо того чтобы открыть форточку

и впустить свежее тепло летнего дождя

в нашу жизнь,

мы отчаянно стучимся в окно монитора:

стенные фото кровоточат пылью своей,

видя, как задыхается тот,

кто живёт с нами в душных комнатах…

XXIV

расы – это система.

система – это общество.

общество – это мои картины.