Чёт и вычет

Но глядятся в снегопад искристый,

презирая стылые ветра,

гордые деревья-декабристы

на Сенатской площади двора.

Начало января

Отопитель поставлен на полный нагрев.

Вечер выглядит томною дамою треф,

но надежды, внезапно на год постарев,

затупились, как стрелы в колчане.

Бесприютно осваивай зимний ликбез.

Время есть, но его остается в обрез.

Новый час, ниспадая, как влага с небес,

на молчанье меняет молчанье.

Я молчанью себя до отказа скормлю.

Больше некуда плыть моему кораблю.

Ртутный столб, сиротливо припавший к нулю,

крест поставил на минусе с плюсом.

Но, согрета надеждой и красным вином,

жизнь проста, как пасьянс, и сложна, как бином,

и уютна. А там, за озябшим окном,

воздух ветром искусан, как гнусом.

Бледнолицый январь, ты такой же, как встарь.

На гвозде – не ушедший в отрыв календарь.

Близ аптеки на улице – тот же фонарь.

Стылый сумрак, дрожащие ветки…

Дождь не станет никак даже легким снежком.

Ветра шорох разбойничий тих и знаком…

И душа моя дремлет кошачьим клубком

под ребром, не нуждаясь в подсветке.

Плюс и минус три

Январский вечер экономит свет,

сил на уют окрестный не истратив.

Он скучно идентичен – следом в след —

с унылой вереницей старших братьев,

легко сужает в точку окоем,

и, приходя стремительно и яро,

закрашивает сумрачным углем

привычно серый профиль тротуара.

Ежевечерне, словно на пари,

с покорным постоянством крепостного

сменяются плюс три на минус три,

и сердце Кая замерзает снова.

День пролетает – быстрый, словно блиц,

и прячется в темнеющий подлесок.

Скрывают окна выраженья лиц

под кружевным никабом занавесок

так, будто бы снаружи – силы зла,

которые развеются с рассветом…

И кажется, что жизнь почти прошла.

И что январь осведомлен об этом.

Последний месяц зимы

Всесильный бог погоды много дней как залил зенки,

забыл дела, как в школе первый класс на переменке,

и скрылся от вопросов в свой заоблачный сераль.

Но календарь, угрюмо скособочившись на стенке,

упрямо утверждает, что на улице февраль.

Давно сугробы выцвели, давно сошли на кашу.

Зима – когда-то наше все – теперь уже не наше;

она сдает позиции. Легко, за пядью пядь…

От вечера до вечера соскальзывают в кашель

проклятые гриппозные плюс два, плюс три, плюс пять.

Стучат по крыше градины – крупны, как чечевица.