Бездна

Настал период моей полной несвободы, большего количества следящего за мной нянек не было у меня с момента самого моего рождения.

Зато после выпускного бала мы с приятелем, как бы празднуя свободу угнали машину директора, просто ради весёлой шутки.

Выпев для храбрости, натянув на лица маски, мы на глазах у всего лицея и самого директора двумя шмелями залетели в его машину, пока, тот вышел на секунду, опрометчиво забыв достать ключ зажигания. И сопровождаемые визгом покрышек мы вырвались со школьного двора.

Спустя каких то двадцать минут мы ехали по хорошо освящённой автостраде.

– Жми, – крикнул мне Санек, и милицейская сирена зарницей моргнула в дальней перспективе правого зеркала. Вдавливая в пол педаль газа, я разогревал покрышки директорского мустанга, выжал из него все соки. Ментовские машины не успевали петлять за нами в густом потоке автотранспорта. И мы наверное незаметно свернули на мало освящённую двух-полосную дорогу.

Азарт разгонял страх, а адреналин кровь. Совершенно стемнело и только два ярких луча фар выхватывали из тёмных лап ночи куски асфальта.

Санек забил сплиф и я, наверное, в первый раз в жизни в серьёз, с удовольствием закурил. От этой привычки, потом, старался избавиться долго, так и не смог. С бешеным рёвом мы мчались, проникая в самую глубь тёмной, летней ночи. Но не долгим было наше веселье. Менты просекли нас и из самой глубины безмятежного мрака, покой наших ушных перепонок нарушил протяжный звук серены. Мы выключили фары и свернули на грунтовую дорогу рассекающую пшеничное поле.

Шутка начала казаться опасной. Да и небо обрадовало мелким дождём. На крутом повороте, у перелеска, наш заднеприводный форд занесло и и бросило со всего размаха на близь растущую берёзу. Мотор заглох и мирные дворники равномерно разгребали дождевую пыль. Мы бросив машину, пустились на утёк. Вскоре её нашли, а нас искать не стали и этот случай остался фрагментом воспоминания в нашей биографии.

В своё время смерть отца настолько потрясла меня что породила в моей душе глубокий конфликт.

Противоречивый дуализм окружающего мира повергал меня в глубокое уныние, переходившее временами в депрессии. Начатки религиозного сознания привитые мне в детстве набожной бабушкой превратились для меня, со временем, в горькую плеть на фоне закисающего в собственном соку пороков, мире. Наверное, не заметно для себя я стал марксистом. Религия превратилась для меня в нимб святости над озером слёз – цивилизацией.