Метроном

Остаётся идти днём с огнём в непослушной руке.

Остаётся найти человека в сплошном Рагнарьке.

Люди ходят на двух. Дух летит, не касаясь земли.

Человек или дух, ты дрожишь под напором зимы.

И проходишь сквозь снег, существо-антипод или пшик.

В кулаке оберег, а фонарик украл снеговик.

В животе холодок, остывают в глазах угольки.

И стоит городок над замёрзшею змейкой реки;

сувенирный такой: бакалея, церквушка, ларёк.

Помаши им рукой, выпей чаю в кафе «Рагнарёк».

«Елисей видит сон: злые люди везут Елисея…»

Елисей видит сон: злые люди везут Елисея

по осенней тайге, за которой иная тайга.

Там живёт рыба-скит – сухопутная рыба – под серым

непрерывным дождём и, нахохлившись, бродят стога,

навещают друг друга, сбиваются в стаи пингвиньи…

Бьёт хвостом рыба-скит по растёкшейся тусклой воде.

А внутри у неё Просветлённые лепят из глины

чёрных бабочек Чжоу, летящих во сне и во тьме.

Злые люди кричат: «Вылезай, Елисей, из повозки!

Это гиблое место придётся тебе по душе».

Он откроет глаза и упрётся коленями в доски,

станет мокрой травой, чёрной бабочкой в сером дожде.

«Марина вьёт из Мориса верёвки…»

Марина вьёт из Мориса верёвки,

затягивает Мориса в узлы.

Её глаза – две жуткие воронки,

а меж зубов – раздвоенный язык.

Она его не держит за зубами.

И Мориса не держит: скатертью

дорога… До чего же он забавен —

стоит на месте, говоря: «Адью».

Проносятся стремительные птицы

с кровавыми ошмётками в когтях.

Лежит в засаде хищник тигролицый,

отец изголодавшихся котят.

Деревья наклоняются к беседкам.

Кромсает тучу серебристый нож.

Куда ни ткнись – натянутая сетка;

не перепрыгнешь и не разорвёшь.

Поэтому, а может, по-другому,

так или эдак, эдак или так…

Купил у старой ведьмы мандрагору,

да позабыл, что делать с ней, простак.

Стоит теперь, болванчиком кивает,

адьюкает, а с места ни ногой.

Марина ничего не забывает.

Марина убивает, дорогой.

Марина

Марина курит, стоя у окна.

Марина или, может быть, Ока

впадает в шум гостиничный, сшибая

столы и стулья,

синими шипами

пронзая коридорного, пока

я думаю – ни слова о Мари…

Спасаются наружу комары.

Вздыхают липы.

И почтовый голубь

несёт письмо в потусторонний город,

съезжающий с Кудыкиной горы.