Клише участи

Вид двадцатипятилетней женщины, обезображенной бесконечными родами, превратит вас в женоненавистника, а как я уже успела заметить, это вступило бы в мучительное противоречие с вашими природными, истинными склонностями.

– Все время забываю, что ты умнее меня.

– Вещь невозможная. Мне еще не приходилось встречать таких умных мужчин, – она продолжала подыгрывать ему и не сердилась.

– А не надо было кончать консерваторию, там ведь все недоделанные, я имею в виду мужской пол.

– О, это ты зря..

– Ну, как же! «Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе…» .

 Ты этого своего однокурсника имеешь в виду? Что же касается женоненавистничества… Надо же, не запнулся. Но ты заставила меня вспомнить мою бабку. Когда у нас на пятом курсе началась гинекология, она сказала мне с грустью : «Теперь, когда ты с этим познакомился, ты разочаруешься в женщинах».

– У тебя была мудрая бабушка. Или он еще жива? Прости я не знаю, – сказала она, осторожно покачивая коляску и подчеркнуто в сторону выпуская сигаретный дым.

– Нет. Но, вообще, я ее плохо знал. Меня воспитывал дед. На всех детских фотографиях я запечатлен только с ним, и ни разу с ней. Впрочем, не только с ним…

– Чему ты усмехнулся?

– Мы жили на углу Чайковской и Фонтанки, под боком с Летним садом и дед, естественно, часто водил меня туда. Есть снимок, где я стою рядом с одной из мраморных скульптур – такой классический пай-мальчик, в коротких штанишках, с коротко остриженной челкой…

– Ну и что? В каждой ленинградской семье есть такие фотографии.

Черно-белые.

– Конечно. Но недавно я вгляделся в надпись на табличке у статуи. Из всего сонма скульптур Летнего сада я оказался заснятым рядом с аллегорической фигурой сладострастия. Уверен, что фон был выбран не нарочно, но, значит, так было угодно провидению.

– Забавно. Взгляни на часы.

– Четверть пятого.

У них еще оставалось полчаса… Сидя в пол-оборота к ней, он откинулся на спинку скамьи. Ни слова не было сказано из того, что хотелось сказать.

Он откровенно любовался ею, тем, как меняется освещение ее лица, повернутого к нему в профиль – дрожащие на ветру листья всякий раз иначе пропускали солнечный свет, и теплое веянье ветра приносило успокоение в его душу. Он видел, что она становится беззащитной под его взглядом, и не потому, что ей просто нравилось, как он на нее смотрит – к обожающим взорам мужиков она , видимо, привыкла, но сейчас какое-то едва уловимое смятенье мешало ей.