Родовые дымы. Книга стихов

Не согрела меня и минула

та любовь, отыгравшая роль.

Вспоминаю, как сердце кольнула

незнакомая ранее боль,

или всплывшее в памяти имя?

Как, возникшее ранней звездой,

зрело тихое время предзимья —

предноябрьский природы простой;

как какие-то мелкие травки —

обезвоженные сорняки,

протянув стебельки из канавки,

простодушно просились в стихи

о прошедшем малиновом лете,

задремавшем в колючем стогу,

как звала эту зиму и ветер,

что на сопках корежит тайгу.

«Ты ночью вернулась, зима…»

Ты ночью вернулась, зима,

явив запоздалую щедрость,

хрупка обреченная нежность

Офелий, сошедших с ума,

но, снежно роясь, не солги,

хранимая властью природы.

И мы возвращаемся в воды

самообновленной реки.

Красиво – осмысленный ход —

в утратах искать вдохновенье…

Стоит средь двора в удивленье

растерянный мартовский кот.

«И новый век прикинулся незрячим…»

И новый век прикинулся незрячим,

чтоб подыграть лгуну и подлецу,

а очередь за счастьем и удачей

никак не приближается к концу.

Унынье —грех, печалиться негоже,

в застольном забываться кураже,

надрывное веселье не поможет

твоей святоокраинной душе.

Вот улицы как двоечника строки,

дома-пенсионеры, гаражи,

а на заборах вороны – пророки,

а на антеннах – голуби-бомжи почти

грачи саврасовской картины,

надежды приносящие весной…

А это кто глазеет из витрины,

так гениально притворившись мной?

«Неразгаданный мир – вот мое родовое село…»

Неразгаданный мир – вот мое родовое село,

а кондовости истин убогих страшусь и не верю.

Романтический ангел не спит, простирая крыло

и, взирая светло, предлагает отличные перья,

только я разучилась письму.

Заходя в магазин,

растеряла слова в записной немоте манекенов.

Чуток слух,

но, вдыхая асфальт и бензин,

зачарованно слушаю кожей мутацию генов,

превративших меня в существо без особых примет,

а деревья и травы все те же…

И вечность на плечи —

все теперь без меня.

На разломе стремительных лет

вновь учусь человеческой речи.

«Верна себе – от жизни отстаю…»

Верна себе – от жизни отстаю,

но в лето потихоньку проникая,

не в миг единый, но осознаю

изменчивость, к палитре привыкая,

как привыкают к новому жильцу,

сиречь – соседу, дома старожилы.

Глянь – а по всей округе запушило

летучим семенем – и ливень по лицу.