Листы картона

Я повернулся к маме.

– Иди, сынок. Я посмотрю на тебя отсюда. – Она поцеловала меня в затылок и осторожно спустила на землю.

Я пошел к песочнице с Машей за руку. Через пару шагов решил оглянуться на маму – она помахала мне и снова жестом показала, что я могу идти дальше. Рука у девочки была маленькой и теплой, мне нравилось держать ее в своей.

Увидев, что я на секунду притормозил, девочка сказала:

– Пошли, Тихон!

Удивительно, как это она запомнила мое имя с первого раза. Другим детям это часто не удавалось, они либо забывали его совсем, либо произносили неправильно.

Я становился то Тихой, то Миханом.

– Пошли, Маша, – согласился я, и мы продолжили наш короткий путь почти бегом – у песочницы даже чуть не упали, но я все же удержался и удержал ее.

Мы засмеялись, и друзья Маши – вместе с нами, но это был добрый, не обидный смех. Я познакомился со всеми, мне одолжили формочки для «куличей», и мы начали игру. Долгую и увлекательную.

II

Тихон почти не помнил то время, когда отец и мать еще жили вместе – они развелись до того, как ему исполнилось три года.

Единственным запомнившимся ребенку ощущением от жизни в полной семье было ощущение скуки, серой и всепоглощающей, какая бывает только в детстве, когда пока не умеешь занимать себя сам, а другим не до тебя. Находясь в одном помещении хотя бы на полчаса без объединяющего их важного дела, родители начинали шумно выяснять отношения и практически забывали про Тихона.

Ирина гордилась своим умением «продолжать смотреть за сыном, что бы ни случилось», но на самом деле этот механизм у нее частенько сбоил.

У отца он отсутствовал вовсе, что не мешало ему постоянно указывать на ошибки жены: недосмотрела за ребенком, не так одела, не тем накормила и вообще плохая мать. Ирина в долгу не оставалась – у нее всегда было чем попрекнуть мужа. Отец не был привязан к мальчику и больше говорил, чем делал – вечно выяснялось, что он дико занят учебой или работой, которую пришлось найти параллельно, чтобы приносить хоть какие-то деньги в семью.

Пока родители препирались, Тихон пробовал на вкус кусочки обоев и побелки, крошки с пола, он даже, Господи, трогал розетки. Но и это ему скоро надоедало – хотелось внимания, а мать с отцом орали друг на друга так, будто в этом было особое удовольствие. Решив как-то накричать на маму, чтобы ее порадовать, Тихон очень удивился и расстроился, когда вместо этого она его отшлепала (и до тринадцати считать не стала).