Аттила

– Начинай ты, король ругов, – сказал граф, – и не медли: горе нам, если утренняя заря не застанет нас в безопасном месте. «Его» всадники и шпионы рыщут повсюду. С моей стороны было безумием, что я позволил уговорить себя и явился на свидание. Только глубокое почтение к тебе, король Визигаст, другу моего отца, и признательность к тебе, король Ардарих, учившему меня двадцать зим назад владеть мечом, заставили Гервальта подвергнуться столь смертельному риску. Я хочу отговорить вас от несчастной затеи во что бы то ни стало.

Когда мы пробирались сегодня по темным волнам Дуная, осторожно и тихо, точно тени умерших, а не живые люди, мне так и казалось, что мы спешим в преисподнюю.

– Туда попадают лишь трусы, которые боятся смерти от меча! – вскипел юноша, встряхнув короткими темно-русыми волосами.

Человек с темной бородой ударил кулаком по своему тяжелому мечу в кожаном чехле.

– Начинай, друг Визигаст, – примирительно промолвил король Ардарих, прислонившись к стволу дерева и прижав поперек груди копье, чтобы сдержать им полы плаща, которые трепал усиливающийся ветер.

 – А ты, молодой Даггар, умерь свой пыл. Я видел графа аллеманов в сражении на Марне, мы бились плечо к плечу, и могу тебе засвидетельствовать, что только самые бесстрашные герои смогли выдержать тот свирепый натиск врага.

– Что я хотел вам сказать – вы хорошо знаете сами, – начал седовласый король ругов. – Иго диких гуннов становится невыносимым. Когда наконец оно падет?

– Когда его сломят боги, – заметил Гервальт.

– Или мы! – воскликнул Даггар.

Король Ардарих задумчиво смотрел перед собой и молчал.

– Разве с нашей неволей можно примириться? – спросил Визигаст. – Граф Гервальт, ты – храбрый и гордый муж, как и весь твой отважный народ. Неужели мне повторять тебе то, что ты прекрасно знаешь, что ты выстрадал, как и все мы? Гунн господствует где хочет. Ни Рим, ни Византия не смеют вступить в борьбу с этим ужасом всех стран! И к тому же он называется братом страшного вандала Гейзериха, наводящего трепет на все моря.

Все народы покорены им, начиная от ворот Византии на юге до Янтарных островов Полночного моря. И как правит он ими? По своей прихоти. Иногда на него найдет каприз великодушия, но только каприз, а потом опять начинаются неслыханные жестокости: казни, истязания, пытки, позор порабощенных. Ни один король не может быть спокоен за свой высокий сан, ни один крестьянин – за свой трудовой хлеб, ни одна девушка – за свое целомудрие перед произволом и сластолюбием гунна.